Эльса (Дж. Адамсон)

(Отрывок из книги "Рожденная свободной")

...Мой муж Джордж работал старшим инспектором по охране диких животных. Жили мы в самом центре Кении, поблизости от Исиоло, небольшого городка, в котором трудилось десятка три европейцев - чиновников колониальной администрации. Кроме охраны животных и борьбы с браконьерством Джордж еще занимался уничтожением опасных зверей, нападающих на местных жителей. По делам службы ему часто приходилось совершать дальние поездки. Если было возможно, он всегда брал меня с собой, и я смогла хорошо узнать этот дикий, девственный край с его суровой жизнью, где законы утверждает сама природа.

С одной такой поездки и начинается наша история. Лев-людоед убил человека из племени боран. Джорджу сообщили, что хищник вместе с двумя львицами обитает на холмах по соседству с деревней, где жил погибший. С убийцей надо было расправиться, и вот мы разбили лагерь в двухстах пятидесяти километрах к северу от Исиоло.

Утром 1 февраля 1956 года я осталась в лагере одна, со мной была только Пати - даман, который жил у нас уже шесть с половиной лет. С виду даман похож на сурка или морскую свинку, однако зоологи считают, основываясь на строении его ног и зубов, что он ближе всего к носорогам и слонам. Пати, как обычно, лежала у меня на плече, точно мягкий меховой воротник. Для нее это было надежное прибежище, к тому же все видно.

Вокруг лагеря простиралась сухая равнина, лишь кое-где торчали гранитные утесы да виднелись реденькие кусты. Но животных здесь было много, особенно жирафовых антилоп и газелей, которые приспособились к засушливому климату и почти не пьют воды.

Вдруг послышался шум мотора. Видимо, это Джордж вернулся, притом гораздо раньше, чем предполагалось. Вскоре из-за колючих кустарников выскочил лендровер и остановился возле палаток. Я услышала голос Джорджа:

- Джой, где ты? Иди сюда, скорей. Посмотри, что я тебе привез!

С Пати на плече я подбежала к машине и увидела львиную шкуру. Но, прежде чем я успела спросить, как прошла охота, Джордж указал рукой на заднее сиденье. Там, пряча мордочки в лапах, лежали три львенка, три пятнистых пушистых комочка. Им было всего две-три недели от роду, глаза еще затягивала голубоватая пленка. И хотя малыши даже не умели как следует ползать, они попытались спрятаться от меня. Я взяла их на руки и стала успокаивать. А Джордж рассказал, что произошло.

Под утро его и Кена, тоже инспектора, привели к тому месту, где залег людоед. Когда рассвело, из-за скал вдруг появилась львица и бросилась на них. Им совсем не хотелось убивать ее, но львица наступала, а отходить было опасно, и Джордж велел Кену стрелять. Раненая львица быстро скрылась. Кровавый след тянулся вверх по пригорку. Они осторожно поднялись на гребень, и Джордж взобрался на большую, плоскую глыбу, чтобы лучше было видно, а Кен двинулся в обход. Вдруг он остановился, вскинул ружье и выстрелил из обоих стволов. Раздался грозный рев, и прямо на него прыгнула львица. Джордж не мог стрелять, он боялся попасть в Кена. Но, к счастью, один из местных жителей стоял в более удобном месте. Он выстрелил, львица метнулась в сторону, и тут Джордж добил ее. Это было крупное, сильное животное с грузными сосками. И Джордж понял, почему львица так храбро и решительно вела себя. Как же он раньше не сообразил, что она защищает свое потомство!

Джордж велел искать львят. И поиски увенчались успехом: была обнаружена расщелина в одной из каменных глыб, откуда доносились голоса сердито ворчавших львят. Кен просунул туда руку, но не дотянулся. Пришлось срезать длинную ветку, загнутую на конце, и с ее помощью детенышей все же удалось извлечь из расщелины. Малышей отнесли в машину. Всю дорогу до лагеря два львенка покрупнее рычали и шипели. Зато третий, самый маленький, вел себя так смирно, словно ничего не произошло. И вот теперь они, все трое, лежали у меня на коленях, а я не могла ими налюбоваться.

К моему удивлению, Пати, которая всегда очень ревниво относилась ко всем возможным соперникам, спустилась с моего плеча и легла вместе со львятами, предлагая им свою дружбу. С первого же дня они стали неразлучны. Пати, вначале превосходившая размерами львят, стала для них заботливой нянькой. Она с чувством превосходства глядела на неуклюжие шелковистые комочки, которые и ходить-то как следует не умели.

Только на третий день своего пребывания в лагере львята стали пить разведенное сухое молоко, а до того, сколько я им ни предлагала, они только морщили носики и произносили нечто вроде "нг-нг, нг-нг", как мы делали в детстве, пока не научились говорить "нет, спасибо". Но стоило им один раз отведать нашего угощения, как у них появился неутолимый аппетит. Каждые два часа я должна была подогревать молоко и мыть резиновую трубку, которая заменяла им соску. Мы заказали в ближайшей лавке - до нее было около восьми километров - не только соски, но и рыбий жир, глюкозу и еще сухого молока, а также передали в Исиоло начальнику администрации района, что вскоре к нему прибудут три высокородных младенца и нужно приготовить для них удобный деревянный дворец.

Уже через несколько дней малыши освоились и стали в лагере всеобщими любимцами. Все три львенка были "девочки", каждая с ярко выраженной, несмотря на младенческий возраст, личностью. Самая крупная относилась к сестрам снисходительно и добродушно. Мы дали ей кличку Большая. Вторая была веселой озорницей. Посасывая молоко, она колотила лапами по бутылочке и сладко жмурилась. Я назвала ее Люстика, что означает "веселая". Третья, самая маленькая, была самой отважной. Сестры всегда посылали ее на разведку, когда замечали что-нибудь подозрительное. Я назвала ее Эльсой по имени одной моей знакомой, которую она мне чем-то напоминала.

В естественных условиях Эльса вряд ли стала бы равной в прайде. У львицы чаще всего рождается четверо детенышей. Один из них, как правило, умирает сразу. Другой, обычно очень слабенький, тоже вскоре погибает. Вот почему почти всегда встречаются львицы с двумя львятами. Мать растит детенышей до двухлетнего возраста. Первый год она кормит их, отрыгивая пережеванную пищу. На втором году жизни детеныши начинают участвовать в охоте. Если они ведут себя недостаточно сдержанно, мать строго их наказывает. В этом возрасте львята сами не могут убивать животных и довольствуются остатками трапезы взрослых. А остаются им нередко одни лишь крохи, так что вид у львят бывает довольно жалкий. Подчас голод берет верх, и тогда они с риском для жизни пробуют урвать кусок у взрослых или отделяются от прайда. Но охотиться по-настоящему они еще не умеют, поэтому отделившихся подрастающих львов подстерегают всякие неприятности и беды. Законы природы суровы.

Большую часть дня наша четверка - Пати и трое львят - проводила в палатке, под моей кроватью. Может быть, это место напоминало львятам их расщелину. Они были чистоплотны от рождения и всегда успевали вовремя выбежать на песок. Только в первые дни с ними иной раз приключалась беда. И если лужица оскверняла обитель львят, они мяукали и потешными гримасами выражали свое отвращение. Они всегда очень следили за собой, и от них не было никакого неприятного запаха, разве что иногда чуть-чуть пахло не то медом, не то рыбьим жиром. Их розовые язычки были жесткие, как наждак, что можно было почувствовать, когда малыши лизали наши руки.

Через две недели мы вернулись в Исиоло. Львят встретили по-царски. Им же особенно по душе пришлись дети, а также наш садовник - молодой сомалиец Нуру, которому мы присвоили звание главного смотрителя львов. Нуру обрадовался. Во- первых, это почет. Во-вторых, когда малышам надоедало носиться по дому и саду и они ложились отдыхать в тени под кустами, он мог посидеть несколько часов без забот, следя лишь за тем, чтобы к ним не подобрались змеи или бабуины.

Три месяца малыши питались молоком, в которое мы добавляли глюкозу, рыбий жир, костяную муку и немного соли. Вскоре мы заметили, что им достаточно есть каждые три часа, а потом и того реже.

Глаза у львят совсем раскрылись, но они еще не научились определять расстояние и, прыгая, часто промахивались. Чтобы развить у них глазомер, мы давали им для игры мячи и старые автомобильные покрышки. Все резиновые предметы и все мягкое и гибкое чрезвычайно занимало их. Особенно любили они отнимать что-нибудь друг у друга. Нападающий пытался оттолкнуть того, кто завладел предметом спора. Если это не помогало, начиналась борьба: кто кого перетянет. Потом победитель хвастался перед остальными двумя львятами своим трофеем, вызывая их на новую потасовку.

Главным во всех их играх была неожиданность. С раннего возраста они умели очень ловко подкрадываться друг к другу, а также и к нам: инстинкт подсказывал им, как надо это делать. Нападали львята всегда сзади. Прижмутся к земле и тихонько ползут к ничего не подозревающей жертве. Стремительный бросок - и нападающий уже всей тяжестью навалился на спину своей жертвы, сбивая ее с ног. Мы, конечно, делали вид, будто ничего не замечаем, когда они готовились атаковать нас. Малыши были счастливы.

Пати участвовала во всех играх львят, хотя опасалась их увесистых ударов и следила за тем, чтобы воспитанники, которые были уже втрое крупнее своей няни, не придавили ее. Она все еще пользовалась у них авторитетом. Если львята вели себя чересчур дерзко, достаточно было одного строгого взгляда Пати, чтобы они угомонились. Она обладала завидным мужеством и умела показать львятам, что не боится их. А ведь оружием Пати были только острые зубы, проворство, смекалка и смелость.

...До львят Пати занимала первое место среди живших у нас животных. Тем трогательнее было видеть, как она любит своих озорных воспитанников, хотя им теперь принадлежала значительная часть нашего внимания и все внимание гостей.

Львята крепли, и им не терпелось испытать свою силу на всем, что попадалось на пути. Ну как не потрепать, не потаскать брезент! И вот уже они борются с ним, зажав его между передними лапами. А вырастут, будут так же поступать со своей добычей. Была и такая любимая игра: одна из сестер вскакивала на мешок с картофелем и сидела там, отбивая натиск двух других львят, пока кто-нибудь неожиданным толчком в спину не свергал ее с трона. Отличными игрушками оказались также наши немногочисленные банановые деревья. Их широкие красивые листья скоро превратились в рваную бахрому. Будучи прирожденными акробатами, львята с большим удовольствием лазили по деревьям, но часто забирались чересчур высоко и потом не знали, как слезть. Приходилось их выручать.

Рано утром Нуру выпускал своих подопечных на волю, и они стремглав выскакивали за дверь, давая выход накопившейся за ночь энергии. Это было похоже на старт в собачьих гонках. Как-то раз, выбежав во двор, львята увидели палатку, где спали гости. В пять минут от палатки остались одни клочья. И нас разбудили вопли наших друзей, которые тщетно силились спасти свое имущество. А львята, обезумев от восторга, ныряли в груду вещей и вытаскивали все новые трофеи: туфли, пижамные штаны, обрывки противомоскитной сетки... Пришлось проучить шалунишек прутом.

Уложить малышей вечером спать было совсем не просто. Представьте себе трех озорных девчонок, которые, как все дети, не любят ложиться спать да к тому же бегают вдвое быстрее, чем взрослые, и хорошо видят в темноте. Поэтому мы прибегали к хитростям. Например, привязывали к веревочке бумажный пакет и потихоньку тащили его к львиному загону. Львята не могли устоять, кидались ловить пакет и... оказывались запертыми.

Три сестрички резвились не только на воле, они, например, пристрастились играть с книгами. Опасаясь за нашу библиотеку и другое имущество, мы были вынуждены запретить им входить в дом. На террасе пришлось устроить дверь - сетку из стальной проволоки, натянутой на деревянную раму. Львята обиделись. Чтобы утешить их, мы подвесили на дереве автомобильную покрышку. И пожевать можно, и покачаться! В качестве еще одной игрушки они получили деревянный бочонок из-под меда, который громко тарахтел, когда его катали. Но самым большим успехом пользовался наполненный старыми покрышками мешок, подвешенный на суку. Они вцеплялись в мешок зубами, а мы раскачивали его за веревку. Всем было весело. И чем громче мы смеялись, тем больше радости доставляли львятам.

Однако никакие игрушки не могли заставить их позабыть о том, что путь на террасу закрыт. Они то и дело подходили к двери и тыкались носами в проволоку. Как-то вечером мы сидели на террасе с друзьями за рюмкой вина. Наше оживление привлекало львят, но они вели себя на диво скромно, не терлись носами о проволоку и вообще держались на почтительном расстоянии от двери. С чего это они вдруг такие смирные? Я поднялась с места, чтобы посмотреть, в чем дело, и, к своему ужасу, увидела на ступеньках дома большую плюющуюся кобру. Не обращая внимания ни на львят, ни на нас, змея поползла куда-то по своим делам. Прежде чем кто-нибудь из нас успел схватить ружье, она уже скрылась.

Но ни запреты, ни загородки, ни змеи не помогали. Люстика не оставляла попыток пробраться в дом. Она проверила все двери и быстро научилась нажимать и поворачивать дверные ручки. Только задвижки принудили ее сдаться. Да и то однажды я увидела, как она пыталась отодвинуть задвижку зубами! Застигнутая врасплох, проказница в отместку сорвала с веревки выстиранное белье и утащила его в кусты.

Когда львятам исполнилось три месяца, зубы у них выросли и окрепли так, что им уже можно было давать мясо. Я резала его на мелкие кусочки, чтобы оно напоминало пищу, которую они получали бы от матери. Много дней львята отказывались притронуться к мясу, гримасничали. Наконец Люстика попробовала новую еду и осталась довольна. Глядя на нее, решились и сестры. С этого дня каждая трапеза сопровождалась потасовкой. Бедняжке Эльсе, которая по-прежнему была самой слабой, почти ничего не доставалось. Тогда я стала приберегать для нее вкусные кусочки и во время кормежки брала ее на руки. Эльсе это очень нравилось. Она мотала головой и жмурилась от удовольствия. Потом брала в рот мой большой палец и передними лапами мяла мне запястье так, будто выжимала молоко из сосков матери. Это доверие, которое оказала мне Эльса, почти признав своей матерью, и положило начало нашей нежной дружбе с ней.

Мои зверята были порядочными лентяями. Улягутся удобно - и не сдвинешь их. Даже ради самой вкусной мозговой косточки не встанут, а просто подкатятся к ней. Особенно им нравилось, когда я держала кость так, что можно было сосать ее, лежа на спине кверху лапами.

Вылазки львят на природу часто сопровождались приключениями. Однажды утром я пошла проверить, как у них дела: они спали недалеко от дома. Подходя к ним, я заметила колонну черных муравьев, которая уже подбиралась к малышам. А надо сказать, что у этих муравьев мощные челюсти и они ни перед чем не отступают. Я уже хотела разбудить львят, но тут колонна свернула в сторону. А минутой позже малыши сами проснулись, так как мимо проходили пять ослов. Львята впервые видели таких крупных животных, но с присущей львам отвагой тотчас ринулись в атаку. Ослы в страхе разбежались. Этот успех вскружил львятам голову, и, когда через несколько дней к нашему дому подошел караван из сорока ослов и мулов, три маленьких львенка обратили в бегство всю эту кавалькаду.

В пять месяцев львята чувствовали себя превосходно и крепли с каждым днем. Жили они практически на воле, только ночью спали в своем домике, за специально сооруженной оградой. Без ограды нельзя было обойтись, ведь вокруг нашего дома бродили дикие львы, гиены, шакалы и слоны.

Чем ближе мы узнавали наших львят, тем сильнее привязывались к ним. Нам трудно было примириться с мыслью, что нельзя навсегда оставить себе всю троицу. Но как ни печально, с двумя львятами приходилось расстаться. Мы решили, что расстанемся с самыми рослыми: они не так зависели от нас, как Эльса, и всегда держались вместе. Наши слуги-африканцы одобрили этот выбор. Когда мы спросили, какого львенка оставить, они в один голос ответили:

- Самого маленького!

Они тоже считали, что, когда Эльса останется одна, будет легче приучить ее не только жить с нами в Исиоло, но и выезжать вместе с Джорджем в экспедиции.

Большую и Люстику мы устроили в роттердамский зоопарк Блидорп. Они должны были лететь туда самолетом.

До аэродрома в Найроби от Исиоло было почти триста километров, и мы стали заранее приучать львят к автомашине, каждый день вывозя их на полуторке с оплетенным проволокой кузовом. Мы даже кормили их в машине, чтобы они получше освоились.

Когда мы с Большой и Люстикой двинулись на аэродром, Эльса побежала следом по дороге, потом остановилась и печальным взглядом проводила машину, увозившую ее сестер. Я сидела с ними в кузове, на дно которого были положены мешки с песком. Полагая, что мне в дороге достанется не одна царапина, я захватила с собой все необходимое для перевязки. Но мои предосторожности оказались излишними. Первый час львята еще волновались, а потом притихли и улеглись на мешках, обняв меня лапами. Трудно представить себе большую доверчивость. Так мы ехали одиннадцать часов и только дважды останавливались из-за проколов шин.

И вот мы прибыли в Найроби. Львята смотрели на меня широко открытыми глазами, словно вопрошая, что означают все эти незнакомые звуки и запахи. А затем самолет навсегда увез их из родной страны.

Через несколько дней мы получили телеграмму: наши львята благополучно прибыли в Голландию. Три года спустя я навестила их. Они встретили меня любезно, разрешили даже погладить, но не узнали. Им жилось хорошо, и я только радовалась, что они, судя по всему, не помнят своего привольного детства.

От Джорджа я узнала, что все время, пока я была в Найроби, Эльса нервничала и ни на минуту не расставалась с ним. Ходила за ним как тень, сидела под его письменным столом, когда он работал, ночью спала в его постели. Каждый вечер он выводил ее на прогулку, но в тот день, когда я должна была вернуться, Эльса отказалась гулять. Она села посреди дороги, собираясь ждать меня, и ни за что не хотела уходить. Неужели знала, что я приеду? Если это так, на каком же инстинкте было основано ее предчувствие? Трудно, а то и вовсе невозможно объяснить такие вещи.

Эльса встретила меня восторженно, но мне было больно глядеть, как она всюду ищет своих сестер. Много дней она звала их, обследуя близлежащие заросли, и неотступно ходила за нами, точно боялась, что и мы ее бросим. Чтобы успокоить Эльсу, мы разрешили ей пожить в доме. Львенок спал с нами на кровати, и мы нередко просыпались оттого, что он лизал нас своим шершавым языком.

При первой же возможности мы взяли Эльсу в дальнюю поездку, пытаясь отвлечь ее от поисков сестер и переживаний. К счастью, поездка пришлась ей по вкусу. Как и мы, Эльса отлично чувствовала себя вне дома. Грузовик, в который мы укладывали свою постель и другие мягкие вещи, вполне устраивал Эльсу. Лежать ей было очень удобно, и она видела все, что делалось кругом.

Мы разбили лагерь на крутых берегах реки Васо-Ньиро, среди зарослей зонтичной акации и пальмы дум. В засушливую пору эта река мелеет и лениво несет свои воды к болоту Лориан, но на ней остается несколько стремнин и множество глубоких заводей, изобилующих рыбой.

Недалеко от лагеря поднимались каменистые гряды. Эльса рыскала по расщелинам в скалах, потом взбиралась на какой-нибудь утес, с которого открывался вид на лесистые пространства вокруг. Вечером лучи заходящего солнца окрашивали все в теплые тона, и Эльса сливалась с рыжими скалами. Это было лучшее время суток. Зной спадал. Природа и люди облегченно вздыхали. Пурпурные тени вытягивались, сгущались, солнце наконец пряталось, и сумрак сглаживал все очертания. Смолкал последний зов какой-нибудь птицы, и во всем мире воцарялось безмолвие. Все с затаенным дыханием ожидали, когда наступит ночь и в зарослях начнется настоящая жизнь. И вот раздавался протяжный вой гиены, который, казалось, служил сигналом к началу охоты.

Мне запомнился один вечер. Я привязала Эльсу к дереву возле палатки и сидела рядом, прислушиваясь к вечерним звукам, а она принялась за ужин. Пати, уютно свернувшись у меня на коленях, поскрипывала зубами. Значит, довольна жизнью. На берегу стрекотали цикады. Восходящая луна смотрелась в морщинистое зеркало потока. Высоко в бархатном небе искрились звезды. Мне всегда казалось, что в нашей провинции звезды вдвое крупнее, чем где-либо. Внезапно послышался гул, точно вдали летел самолет. Это шли к реке слоны. К счастью, ветер был в нашу сторону, так что они не могли нас учуять. Вскоре гул прекратился.

И вдруг совсем явственно раздалось львиное рыкание. Сперва вдалеке, затем все ближе, ближе. Как поведет себя Эльса? Но Эльса равнодушно отнеслась к голосу родича. Она отрывала зубами куски мяса и старательно пережевывала их, потом легла на спину кверху лапами и задремала. Хохотали гиены, тявкали шакалы, звучал великолепный львиный хор, а Эльса мирно спала.

Стояли очень жаркие дни, и большую часть времени Эльса проводила в воде. Когда солнце и здесь добиралось до нее, она пряталась в высокую траву на берегу, откуда время от времени шлепалась в речку. Зная, что в Васо-Ньиро много крокодилов, мы побаивались за Эльсу, но на нее никто ни разу не напал.

Она постоянно затевала какие-нибудь озорные игры и требовала, чтобы мы в них участвовали. Чуть зазеваешься - и она вмиг обрызгает водой, а то вдруг выскочит из реки и вся мокрая затеет с нами возню на песке, не щадя фотоаппаратов, биноклей, ружей. Ее лапы умели и приласкать, и дать с ходу дружеского тумака. Особым приемом Эльса шутя валила нас наземь: ловкий удар лапой по ногам, и ты уже растянулся на песке!

Она тщательно следила за своими когтями. Точила их о стволы деревьев с самой грубой корой, оставляя на ней глубокие борозды. Выстрелы ее не пугали. Она быстро усвоила, что "бум" означает мертвую птицу, и очень любила отыскивать и приносить убитую дичь, особенно цесарок. Первая птица всегда принадлежала ей, и она гордо таскала добычу. А если надоест нести, положит птицу на землю у моих ног и смотрит на меня, точно говоря: "Помоги, пожалуйста, понеси немного!" Сама же трусила потом следом за мной, не сводя глаз с добычи в моей руке. Но птичье мясо Эльса ела редко, а птицу в перьях вовсе в рот не брала.

Если попадался слоновий помет, Эльса непременно каталась в нем, даже втирала лапами в шкуру эти "сухие духи". Помет носорогов и других травоядных ей тоже нравился, но не так, как слоновий. Пометом же плотоядных животных Эльса никогда не мазалась. Мы пытались понять, в чем тут дело. Скорее всего, это было инстинктивное желание заглушить собственный запах, чтобы обмануть тех, на кого обычно охотятся львы. Привычка домашних собак и кошек кататься в помете, несомненно, пережиток подобного инстинкта. Свои собственные надобности Эльса всегда отправляла где-нибудь в сторонке, не на звериных тропах, по которым мы обычно ходили.

Как-то раз, заслышав в зарослях слона, Эльса со всех ног кинулась туда. Слон сердито затрубил, потом вдруг послышалось кудахтанье цесарок. Мы волновались. Чем все это кончится? Слон почти сразу успокоился, зато цесарки были просто вне себя. Через минуту из кустов выскочила Эльса, а за нею - стая сердитых птиц, которые явно решили нагнать на нее страху. Только она захочет присесть, как цесарки обступают ее со всех сторон и поднимают такой гвалт, что поневоле затрусишь дальше. Лишь увидев нас, дерзкие птицы оставили Эльсу в покое.

В другой раз во время прогулки Эльса внезапно остановилась перед кустами занзеверии. Потом подпрыгнула в воздух и поспешно отступила, глядя на нас так, словно хотела сказать: "Почему вы не поступаете, как я?" Тут мы заметили среди острых листьев кустарника свернувшуюся в клубок большущую змею и, конечно, поблагодарили Эльсу за то, что она нас вовремя предостерегла.

Когда мы вернулись в Исиоло, начался период дождей. Повсюду лужи, ручьи... Эльса ликовала. Она с упоением шлепала по воде, высоко подпрыгивала и приближалась к нам, чтобы обрызгать чудесной грязью! Это было уже чересчур. Пора было дать понять Эльсе, что она стала слишком взрослая для таких выходок. Я вооружилась прутом и сделала ей внушение. Она хорошо усвоила урок, и в дальнейшем нам редко приходилось пользоваться прутом, хотя на всякий случай мы носили его с собой. Эльса научилась понимать слово "нельзя", оно сдерживало ее, даже когда поблизости бродили соблазнительные антилопы.

Трогательно было видеть, как львица разрывается между охотничьим инстинктом и желанием угодить нам. В тот период она была похожа на пса: все, что движется, должно было подвергаться преследованию, но и только. Инстинкт, повелевающий убивать, еще не развился в ней. Конечно, мы следили за тем, чтобы мясо, которое ей давали, не связывалось в ее представлении с видом живых коз. Гуляя с нами, Эльса встречала много диких животных, но преследовала их лишь потехи ради. Потом она быстро возвращалась к нам и тихо мяукала, рассказывая об увлекательной погоне.

Каких только животных не было по соседству с нашим домом! Много лет мы наблюдали за стадом водяных козлов и антилоп импала. Среди наших "знакомых" было и около полусотни жирафов. Они доставляли Эльсе немало удовольствия и веселых минут. Эльса каждый день встречала их, и они ее хорошо знали. Жирафы разрешали ей подкрадываться - подпустят на несколько метров и преспокойно уходят. Семейство ушастых лис привыкло к ней настолько, что мы могли спокойно пройти в двух-трех шагах от норы этих робких зверушек, а лисята при этом продолжали кувыркаться в песке у входа.

А как весело было Эльсе с мангустами! Эти зверьки селятся в заброшенных термитниках, построенных из очень прочного материала и представляющих собой идеальное убежище. Термитник возвышается на несколько метров над землей и весь пронизан ходами, в которых мангусты отсиживаются в полуденный зной. Под вечер потешные маленькие зверьки покидают свою крепость и выходят искать ягоды и червяков. А когда стемнеет, возвращаются домой. Вот в это время мы и проходили обычно мимо одного термитника. Эльса садилась возле него, словно замыслив осаду крепости, и подолгу увлеченно смотрела, как мангусты то выглядывают из ходов, то, тревожно свистнув, снова исчезают.

Но если Эльса любила подразнить мангустов, то бабуины не прочь были поизводить ее. Они облюбовали неприступную даже для леопардов крутую скалу неподалеку от нашего дома и ночевали там в тесных расщелинах. Бабуины отправлялись в свою "спальню" перед самым закатом, и тогда вся скала становилась крапчатой. Из надежного укрытия они всячески поносили Эльсу на своем языке, и та ничего не могла поделать.

Когда Эльса впервые встретилась лицом к лицу со слоном, мы немало переволновались. Ведь у нее не было матери, которая могла бы научить ее остерегаться этих великанов. Слоны считают львов опаснейшими врагами своих детенышей и порой безжалостно расправляются с этими животными.

Вот что случилось однажды утром. Нуру, как обычно, повел Эльсу на прогулку. Вдруг он примчался, запыхавшись, домой и сообщил, что Эльса "играет со слоном". Схватив винтовки, мы побежали за ним и увидели большого старого слона, который завтракал, засунув голову в куст. В это время Эльса, подкравшись сзади, шутя шлепнула его по задней ноге. Ответом на такую дерзость был оскорбленный рев. Слон попятился, вышел из зарослей и ринулся в атаку. Эльса легко увернулась и опять стала подкрадываться к нему сзади. Как ни потешно было глядеть на все это, мы перепугались. Не пришлось бы пустить в ход оружие. К счастью, игра наскучила обоим довольно скоро. Слон вернулся к своему завтраку, а Эльса легла спать тут же рядом.

В последующие месяцы она не упускала ни одного случая поиграть на слоновьих нервах. А случаев было много. Наступило то время года, когда в наши края наведывались стада слонов по нескольку сот голов. Исполины отлично разбирались в топографии Исиоло и всякий раз находили те огороды, где кукуруза и брюссельская капуста особенно удались. Но в остальном, несмотря на близость лачуг местных жителей и оживленное движение на дорогах, они вели себя смирно, не причиняя людям особых хлопот.

Наш дом стоял километрах в пяти от самого Исиоло, среди посадок сельскохозяйственных культур, поэтому слоны баловали нас своим вниманием. Их любимым местом было заброшенное стрельбище рядом с нами. Вот почему в разгар "слоновьего сезона" мы всегда соблюдали осторожность во время прогулок. А теперь нам нужно было думать не только о себе, но и об Эльсе, и мы удвоили бдительность.

Как-то в полдень Нуру и Эльса привели за собой целое стадо слонов. Мы приметили их из окна столовой и попытались привлечь к себе внимание Эльсы, но она уже увидела стадо и повернула ему навстречу. Потом вдруг присела, с удивлением наблюдая, как два десятка слонов, изменив направление движения, идут в затылок друг за другом. Настороженные львиным запахом, слоны длинной цепочкой выбирались из зарослей кустарника, где притаилась львица. Эльса медленно двинулась следом, вытянув голову и хвост в одну прямую линию. Вдруг замыкающий слон, огромный самец, мотнул головой и затрубил. Но боевой клич не испугал Эльсу, она продолжала идти за слонами. Мы решили проследить за ними. Слоны мелькали среди зарослей, но не было слышно ни рева, ни треска ломаемых сучьев - ничего, что говорило бы о стычке. И все-таки мы волновались до тех пор, пока наш львенок не вернулся домой, утратив наконец интерес к своей затее.

Но не все слоны, с которыми встречалась Эльса, вели себя миролюбиво. Как-то раз со стрельбища донесся страшный шум и топот. Прибежав туда, мы увидели, как Эльса мчится по склону, преследуя слоновье стадо. Вдруг один самец повернулся и атаковал ее, но львица оказалась слишком проворной, и слон не пустился в погоню.

А в тот же день вечером мы, Джордж, я и Эльса, забрели прямо в гущу слоновьего стада. Быстро смеркалось, но мы еще различали контуры огромных животных. Для меня всегда было загадкой, как эти великаны могут так бесшумно пробираться сквозь заросли. Не успеешь оглянуться, как ты уже в окружении! Так было и на этот раз. Они отрезали нам все пути к отступлению. Куда ни глянь - слон. Мы старались как-нибудь отвлечь Эльсу, время было совсем не подходящее для забав. Но едва она заметила своих знакомцев, удержать ее оказалось невозможно. Эльса кинулась к слонам, слоны затрубили. Сердце у меня сжалось от страха. Наконец удалось найти лазейку, и мы вернулись домой, но... без Эльсы. Она пришла гораздо позже, очень довольная своим приключением, и не могла понять, почему я была вне себя от тревоги.

Дорожка, ведущая к нашему дому, была окаймлена живой изгородью из эвфорбии, которую животные обычно не трогают, так как ветви этого кустарника содержат очень едкий млечный сок. Если он попадает в глаза, получается болезненное, долго не проходящее воспаление. Все звери обходили нашу ограду, одни лишь слоны с удовольствием лакомились сочными ветвями, и после их ночных трапез в ней оставались огромные проплешины. Однажды, кормя Эльсу, я услышала за кустами не оставлявшие никаких сомнений звуки. И действительно, пять великанов увлеченно уписывали изгородь, которая нас разделяла!

Дополнительное разнообразие в жизнь Эльсы внес поселившийся по соседству носорог. Как-то вечером мы возвращались с прогулки, было уже совсем темно. Вдруг Эльса бросилась за домики наших слуг: поднялся страшный шум. Подбежав, мы увидели, что она стоит лицом к лицу с носорогом. После короткого замешательства носорог сердито фыркнул и помчался прочь. Эльса - за ним по пятам. Отогнав носорога от дома, она вернулась.

На следующий день к вечеру Эльса, Нуру и я вышли на обычную прогулку и опять задержались дотемна. Вдруг Нуру схватил меня за плечо - я чуть не наскочила на носорога, который наблюдал за нами из-за куста. Я отпрянула и обратилась в бегство. К счастью, Эльса не заметила носорога и, решив, что я с ней играю, кинулась за мной вслед. Мы счастливо отделались. Ведь носороги - коварные создания, они нападают на все, включая грузовики и поезда!

Но на следующий день Эльса отомстила носорогу за мой испуг. Она километра три гоняла его по долине, и Нуру честно старался не отставать от нее. В конце концов носорогу надоели проказы львицы, и он переселился в более спокойное место.

Для Эльсы был выработан твердый распорядок дня. С утра, пока еще было прохладно, мы с ней ходили на стрельбище полюбоваться грациозными антилопами импала, послушать птичий хор. Затем Нуру вел Эльсу на дальнюю прогулку. Львица была переполнена энергией и гонялась за всем на свете, даже за собственным хвостом. С наступлением дневного зноя они прятались в тень, под какое-нибудь дерево. Эльса спала. Нуру читал Коран и пил чай. Он очень привязался к Эльсе и ревностно о ней пекся. Для защиты от диких зверей Нуру всегда носил с собой ружье, но строго соблюдал наше наставление: сперва покричать, потом стрелять.

Потом Нуру и Эльса возвращались домой, и мы принимали дежурство. Сперва Эльса выпивала молоко, затем шла на прогулку со мной и Джорджем. Она лазила по деревьям, точила когти, ловила упоительные запахи, подкрадывалась к газелям Гранта или жирафовым антилопам, которые охотно играли с нею в прятки. Очень любила Эльса возиться с черепахами, она катала их, словно мячи. Но больше всего она любила играть с нами. Ей хотелось, чтобы мы, ее "прайд", непременно участвовали во всех ее проделках и забавах.

Вечером, часто уже в темноте, мы приводили Эльсу домой, на ее площадку, где она получала на ужин сырое мясо, обычно баранину или козлятину. Ребра и хрящи тоже входили в ее меню. Когда я держала в руках кость, Эльса грызла ее так, что на лбу у нее перекатывались тугие желваки. Потом я извлекала из костей мозг, а Эльса, стоя на задних лапах, облизывала мои пальцы. Пяти сидела на подоконнике и спокойно смотрела на нас. Она ведь знала, что скоро придет ее черед завладеть хозяйкой: я лягу спать, и она займет свое место рядом со мной.

Но до сна оставалось еще несколько часов, которые я проводила с Эльсой, - играла с нею, рисовала ее, иногда читала. Это были часы нашей самой задушевной близости. Мне кажется, именно в это время, когда Эльса, сытая, довольная, дремала, посасывая мой большой палец, в ней крепла любовь к нам.