Нгоньяма (Э. Гленвилл)

(Отрывок из повести "Нгоньяма Желтогривый")

С самого раннего детства у Нгоньямы лапы были большие и толстые, а лоб собирался в морщины. Эти морщины, сходящиеся у переносицы, придают всем львам вид степенный и величавый.

Когда Нгоньяма и его сестра Булюбис научились ходить - а произошло это на втором месяце их жизни, - их логовище было в тростниковых зарослях. Тусклыми светло-голубыми глазами львята пристально следили за таинственными яркими пятнами на земле. Словно котята, они вытягивали свои большие лапы и пытались поймать ускользающий солнечный луч. Мягкие серовато-желтые шубки, испещренные темными пятнами, придавали им обоим сходство с плотными комками пестрого пуха.

Родились же они за несколько километров от этих зарослей, среди нагроможденных одна на другую гранитных глыб. А потом львица перетащила их сюда - сначала одного, потом другого, - держа зубами за загривок.

Новое логовище казалось ей более удобным, так как здесь поблизости она охотилась и ей не приходилось тащить издалека добычу своим детенышам.

О первых днях своей жизни Нгоньяма не сохранил никаких воспоминаний. Но в новом логовище он уже начал обращать внимание на внешний мир. Сильное впечатление производили на него треск и шелест сухого тростника. Когда легкий ветерок пробегал по зарослям, раздавался тихий шепот. Под обжигающими лучами солнца тростник громко потрескивал. А иногда в тишине раздавались такие шорохи, словно к логовищу подкрадывались невидимые враги. Маленькие, круглые мохнатые ушки Нгоньямы ловили каждый звук, заставляя настораживаться даже сонную Булюбис.

Воздух в тростниковых зарослях был теплый, навевающий дремоту, и львенок теснее прижимался к своей сестре. "Ешь, спи и двигайся, ибо завтра ты будешь жить" - вот правило, которому бессознательно следуют все звереныши. Пища дает силы, сон способствует росту, движения придают телу гибкость.

Прошло с полгода, львята выросли и окрепли.

Вдалеке, у края зарослей, раздался шорох. Быть может, это ветер зашелестел в тростнике, но львята тотчас же вскочили и, припадая к земле, стали кружить по утоптанной площадке; потом остановились бок о бок, всматриваясь и прислушиваясь. Снова шорох. И снова львята засуетились, вышли было на тропинку, проложенную львицей, но через секунду отступили и замерли, внимательные, настороженные. До их слуха донеслось тихое нетерпеливое ворчание: львица сердилась, что добыча, которую она тащила, цеплялась за тростник.

По узкой извилистой тропинке львица подошла к логовищу, высоко подняв морду и держа в пасти тушу водяного козла. Теперь львята уже не походили на беспомощных ласковых котят: рыча друг на друга, они жадно отрывали куски мяса, а их мать, сощурив глаза, лежала у входа в логовище. Когда львята утолили голод, она обнюхала остатки пиршества и, глухо ворча, принялась за еду. Потом шершавым языком умыла детенышей. Тяжелой лапой придерживала она сначала Нгоньяму, потом Булюбис, а толстые, пушистые львята жалобно выражали неудовольствие. Наконец семья отправилась на водопой к маленькому пруду. Шли они гуськом. Напившись, все вернулись в логовище.

Спустилась ночь. Львица и два львенка впивались глазами в темноту, прислушиваясь ко всем звукам: и голосам хищников, и крикам преследуемых жертв. Лягушки в пруду затянули песню, в их странной симфонии звуков басовые ноты чередовались с дискантовыми. Громко трещал сверчок, меланхолично гукала сова, и стонал шакал.

Но все голоса ночи заглушались рыканием льва. Он рычит, когда почует дождь либо когда захочется ему услышать собственный голос. Рыканием призывает он подругу, бросает вызов врагу, дает знать о своем приближении или старается внушить страх. Но, выслеживая добычу, лев умеет не нарушать тишины; ступни его лап защищены подушечками - он ступает мягко, как кошка.

Лежа в шуршащем тростнике, львята учили азбуку зверя, запоминая все звуки, приносившие весть о жизни в ночи. А в ночи бодрствовали живые существа, смелые, ловкие, решительные. Здесь не было места неприспособленным и ленивым. Каждый должен был защищать свою жизнь, а победу обеспечивали проворство, чуткий слух, острое обоняние.

Львица слушала и наблюдала. Вдруг она почувствовала беспокойство: издалека донеслась сырость дождя. Если пойдет дождь, в логовище будет сыро, а сильный ливень затопит долину, заросшую тростником.

Как бы желая проверить свои чувства, львица покинула логовище и остановилась у края зарослей. Слева донесся резкий, пронзительный крик, напоминающий крик оленя; можно было подумать, что это неумелый музыкант играет на трубе. Затем раздался стук копыт: стадо гну двигалось на восток, откуда повеяло дождем. В темном небе весело перекликались дикие утки; они тоже держали путь на восток, а пение лягушек стало громким и радостным.

Львица вернулась к своим детенышам и увела их из логовища в тростниках. Они добрались до каменистой гряды, и здесь она нашла убежище под выступом скалы, обращенным на запад.

Утром капли дождя забарабанили по сухой земле. Сотни ручейков с журчащим смехом устремились к красному руслу, сдавленному берегами, обожженными солнцем. Прошло немного времени, и пенистый поток вышел из берегов, затопив тростниковые заросли. Высохшие корни жадно впитывали влагу, а вода просачивалась все глубже и глубже, наполняя подземные резервуары, откуда берут начало источники.

Тридцать шесть часов лил дождь. К утру третьего дня серая, опаленная солнцем равнина зазеленела и расцвела розовыми и малиновыми красками.

Лев вышел из теплой пещеры и зарычал, выражая полное свое удовольствие. Равнина оделась зеленой травой, значит, у антилоп корма будет вдоволь, а жирная антилопа - легкая добыча. Вот почему лев снова зарычал. От сухой и раскаленной земли у него потрескались ступни, а теперь он с облегчением ступал по влажной почве. Еще раз рыкание льва прорезало тишину. Потом он улегся, намереваясь вздремнуть, зевнул, широко разевая пасть, и вдруг увидел испуганную мордочку львенка, смотревшего на него снизу, из-за выступа скалы.

Львенок скрылся. Лев встал и направился к скале, но львенок спрятался за мать, а львица рычанием встретила посетителя. Быть может, лев был отцом ее детенышей, может быть, и нет; как бы то ни было, он дал понять, что согласен стать членом семьи. После дождя будет много крупной дичи, а охотиться вдвоем и легче и веселее. Желая снискать расположение львицы, он тихонько зарычал, потом широко разинул пасть и оглушительно заревел. Когда снова спустилась тишина, лев величественно окинул взглядом зеленую равнину и тяжело опустился на землю.

Львица не обращала на него внимания, но хвост ее, украшенный на конце кисточкой, тихо ударял по земле. В сущности, она была очень довольна: нелегкое дело прокормить подрастающих детенышей, а теперь забота об их пропитании ляжет на двоих.

На третий день после окончания дождя к каменистой гряде приблизилась процессия: три льва, две львицы и два львенка, на несколько месяцев старше Нгоньямы и Булюбис. Они остановились на расстоянии ста шагов от каменных глыб и с презрительным спокойствием стали ждать дальнейших событий. Пришельцы соблюдали тишину и хотели, чтобы хозяин или хозяйка сделали первый шаг к знакомству. Если в их обществе нуждаются - отлично! Если нет - беда невелика. Но, вступая на новую территорию, они готовы были предложить владельцу этих мест охотиться вместе.

Лев-хозяин стоял на скале и вид имел величественный и высокомерный. Волнистая грива покрывала его плечи, голову он держал высоко и на пришельцев смотрел, словно могущественный барон, защищенный стенами неприступного замка. Убедившись, что никто не намерен оспаривать его власть, он медленно спустился к подножию гряды. За ним степенно пошла львица, а за ней - два львенка. Лев-вожак в группе пришельцев сделал несколько шагов им навстречу, затем без дальнейших церемоний повернулся и тронулся в путь; лев, спустившийся со скалы, пошел за ним по пятам, и процессия, состоявшая теперь из одиннадцати львов, гуськом отправилась на зазеленевшие просторы.

Шли они, слегка раскачиваясь, опустив тяжелые головы, полузакрыв глаза. Казалось, на все окружающее львы не обращали ни малейшего внимания. Сейчас они не искали приключений, но их круглые уши ловили каждый звук, а их широкие ноздри впитывали все запахи.

Вот как можно было расшифровать сообщение, полученное их носами: запах цветов и травы - 50%, запах теплой земли - 25, запах зебры, постепенно усиливающийся, - 5, слабый запах антилопы - 2, запах гну - 10, запахи гиены и шакала - 5%, легкий и неприятный запах человека, едва ощутимый запах буйвола.

Львы шли мерным шагом, покрывая около пяти километров в час. Путь их был извилист, им приходилось сворачивать в стороны, чтобы обойти муравейник или колючие кусты. Львы держали себя с достоинством: не обнюхивали друг друга, не толкались, не рычали. Даже львята имели степенный вид. Все готовились к предстоящей охоте.

Так шли они, опустив головы, пока ветер не изменил направления и не подул с северо-востока. Тогда львы остановились и повернулись в ту сторону, откуда дул ветер. Теперь они расшифровали новое сообщение, принесенное ветром: запах цветов, травы, земли - 75%, запах черной антилопы - 10, запах газели - 10, запах льва - 5%.

Очевидно, в той стороне охотилась другая группа львов. Что делать? Продолжать путь на восток либо повернуть на юго-восток?

Львица, не имевшая детенышей, старая, худая и многоопытная, решительно свернула налево - на запад. Остальные вопросительно посмотрели ей вслед, потом повернули морды навстречу ветру. Они колебались; колебались все, кроме львицы с молодыми львятами, которая пошла по стопам своей подруги. За ней последовал один из львов. Тогда и все остальные потянулись гуськом за ними.

Разногласий не было. Львица, отвоевавшая себе роль вожака, времени не теряла. Она ускорила шаги, и теперь они проходили около семи километров в час. Маленьким львятам приходилось бежать рысцой, а самый грузный лев начал отставать. Несмотря на это, процессия продолжала двигаться вперед.

Наконец львица, шедшая первой, остановилась: на нее повеяло запахом мяса, живого теплого мяса! Стадо копытных находилось где-то неподалеку. Львы припали к земле, жадно вдыхая воздух. Дичь, крупная дичь на пастбище!

Судя по запаху, можно было заключить, что стадо спокойно пасется на лугу, так как испуганные животные издают более резкий запах. На расстоянии примерно километра виднелись деревья и кусты мимозы. За этой зеленой стеной и находилось стадо. Теперь нужно было выработать план охоты.

Каждый взрослый лев руководствовался своим опытом, но поведение каждого из них соответствовало интересам всей группы.

Когда спустились сумерки, три львицы и львята повернули налево и, описав полукруг, спрятались в зарослях мимозы. Два молодых льва пошли направо, а двое постарше остались там, где и были, на расстоянии сотни шагов друг от друга. В течение двух томительных часов ничто не нарушало тишины, и маленькие львята дрожали от возбуждения. Вдруг справа раздалось оглушительное рыкание, а вслед за этим стук копыт. И снова тишина.

Стадо антилоп остановилось, прислушалось. Рыкание раздалось ближе; и антилопы обратились в бегство. Они мчались как вихрь. "Беги, пока ноги тебе служат, и, если на твоем пути встает опасность, старайся ее миновать" - вот правило, которому они следовали. Как ухитрялись они не натыкаться в темноте на деревья, муравейники и кусты - разгадка этой тайны известна им одним. Часть антилоп мчалась к зарослям мимозы, где притаились львицы, другие повернули на юг, где в темноте их подстерегали два льва. Были и такие, которые решили идти навстречу опасности - в ту сторону, откуда донесся рев. А наиболее сообразительные - их было большинство - с места не двинулись и, следовательно, должны были уцелеть.

Мчавшиеся галопом антилопы встретили на своем пути молодого львенка, и тому пришлось со всех ног кинуться в сторону, чтобы не погибнуть под копытами животных. В испуге забился он в колючие кусты, откуда, ободранный и окровавленный, выбрался, только когда все было кончено.

Тощую старую львицу едва не постигла та же участь. Припав к земле возле купы деревьев, она выбрала в мчавшемся стаде жирную самку гну и прыгнула ей на спину. Под тяжестью свалившегося на него груза животное упало. Не успела львица отскочить, как стадо налетело на нее. Дважды перевернулась она через голову, и только ловкий прыжок спас ей жизнь. Потом она вернулась к своей добыче, схватила животное за горло и утащила в безопасное место.

И тотчас же подле нее очутились две другие львицы с тремя львятами. Быстро набросились они на еду, с тихим ворчанием отрывая куски горячего мяса... Старая львица подняла окровавленную морду и посмотрела в ночь. Вдруг издалека донесся торжествующий рев: львы тоже поохотились удачно.

Львицы и львята поспешили доесть гну, а потом рысцой побежали посмотреть, что досталось львам. К ним присоединились и те два льва, которые во время охоты исполняли обязанности загонщиков. Вместе продолжали они путь и вскоре убедились, что львы-охотники загрызли большую, жирную зебру. Львицы принялись за еду с таким аппетитом, словно не они, а кто-то другой съел только что молодую самку гну. Впрочем, зебры хватило на всех. Поев, все прилегли отдохнуть, а потом пошли на водопой.

Так началась пиршественная пора. Львы пользовались тем, что дичи было много, а стада, невзирая на подстерегающих их львов, не хотели покидать тучные пастбища.

Теперь Нгоньяма и Булюбис жили на крохотной лужайке, окруженной колючими кустами. Здесь они росли и набирались сил. Увы, сообразительностью они не отличались, так как их мать вела жизнь ленивую и праздную, очень мало времени уделяя воспитанию детенышей. Она их кормила, умывала, укладывала спать, не давала им уходить далеко от логовища, но обучением их не занималась, считая, что все само собой придет в свое время. Настанет засуха, стада покинут пастбища, и тогда львята, которым поневоле придется вести борьбу за существование, овладеют всеми премудростями.

Жизнь шла своим чередом. Антилопы и зебры питались свежей молодой травой, а львы питались антилопами и зебрами. Хотя мать пренебрегала воспитанием Нгоньямы, но дни и ночи не проходили для львенка бесследно: кое-чему он учился, кое-что запоминал и мало-помалу усваивал законы выслеживания добычи.

Львята пробирались в желтеющей траве навстречу ветру, потом останавливались и, припав к земле, следили за пасущимися животными. Рыжие антилопы, массивные и грузные, антилопы черные с белым животом, длинномордые газели, зебры, канны, гну - все они приходили и уходили, ели и отдыхали, резвились и дремали. Казалось, об опасности они и не помышляли, но в действительности дело обстояло не так. Никогда не забывали они выставить караульных, и, если Нгоньяма, возбужденный видом добычи, высовывал из травы свою круглую голову, о присутствии его тотчас узнавало все стадо.

Заметив львенка, пасущиеся поблизости животные отходили на несколько шагов, ударяли копытами по земле, озирались, проявляли другие признаки беспокойства. Их волнение передавалось другим животным. Перестав пастись, они пристально смотрели в ту сторону, где притаился львенок. И уже через секунду тревога охватывала все стадо. Сотни глаз, устремленных на Нгоньяму, приводили львенка в смущение. Он начинал ежиться, озираться и наконец, как бы сконфуженно, уползал в логовище в кустах.

Казалось, антилопы чутьем угадывали, что львенок явился сюда один, без матери. Если Нгоньяма пытался не обращать внимания на обличающие взгляды, какая-нибудь злая, старая антилопа или красноглазый молодой самец медленно приближались к тому месту, где прятался львенок, мотали головами, раздувая ноздри, и острыми копытами рыли землю. Тогда Нгоньяма в страхе убегал.

Вскоре львята научились различать породы животных по запаху, по топоту копыт, по крику самцов. Они знали, когда стадо идет на водопой, где и когда оно отдыхает, какой траве оказывает предпочтение. От их внимания не ускользали сотни мелочей, которые известны бушмену, но неведомы белым людям. Они заметили, что буйволова птица садится на спины антилоп и охотится за клещами; что крик птиц свидетельствует о близости стада, расположившегося на отдых.

Львята никогда не смотрели на антилоп как на слабых, беззащитных животных. Допусти они эту ошибку - и мало осталось бы на свете львят! Антилопы далеко не беззащитны. Есть среди них первоклассные бойцы, подобно японским самураям, вооруженные двумя мечами. Такой боец гордо несет свои страшные рога и считается опасным противником. Крепкая мускулистая шея помогает ему наносить сильные удары, а его четыре заостренных копыта являются незаменимым оружием. Не хуже вооружен и красноглазый гну с вогнутыми рогами, всклокоченной бородой и косматой гривой. В бою он не отступает и, словно палицей, наносит удары рогами. И огромная антилопа канна с подгрудком, касающимся травы, может постоять за себя. Когда она во имя общего блага занимает сторожевой пост на холме, маленькому львенку не следует приближаться: канна не только прекрасно вооружена, но и отличается исключительной сообразительностью.

Завидев канну, охраняющую стадо, Нгоньяма всегда сердито рычал. А Булюбис презрительно фыркала и отворачивалась.

Львице не приходилось предупреждать детенышей, чтобы они остерегались змей. Львята чувствовали инстинктивный страх перед безногими тварями с холодными глазами. Однажды Нгоньяма выслеживал цесарок. Никакой определенной цели он не преследовал: просто-напросто стая цесарок, весело перекликаясь, охотилась в траве, неподалеку от того места, где притаился Нгоньяма. Тогда-то и появилось у него желание завладеть одной из них. Припав к земле, он пополз туда, где трава была гуще. Нижняя челюсть его дрожала, когда он следил глазами за непоседливыми птицами. Трижды готовился он к прыжку, но каждый раз намеченная им цесарка отбегала в сторону, и ему приходилось ползти дальше.

Вдруг из травы высунулась голова. Нгоньяма встретил взгляд холодных, словно мертвых, глаз и похолодел от страха. Мелькнул раздвоенный язык, тонкий и блестящий, и львенок смиренно распластался на земле, уступая место сильнейшему. Неосторожно птица слишком близко подошла к опасному месту, и снова мелькнул раздвоенный черный язык. Цесарка забилась среди сухих листьев и веток. Потом раздался шорох, и из травы выползла трехметровая змея.

Нгоньяма поспешил улизнуть. Он решил искать утешения у своей сестры. Но эта юная особа воспользовалась переполохом среди цесарок и завладела одной из птиц. Когда брат отыскал Булюбис, она посмотрела на него невинными глазами, однако пестрые перышки, прилипшие к морде, выдавали ее с головой. Львенку не пришлось угоститься даже объедками.

Вскоре львица повела их обедать. Львы удачно охотились и ели до отвала, и чем больше накапливали они жира, тем реже охотились и тем больше спали. Так могло продолжаться до тех пор, пока не высохнет трава и не уйдут стада. Но неожиданно львы вынуждены были уступить место другим охотникам.

Давно - еще в первый день охоты - львы почуяли слабый, но едкий и неприятный запах человека. А потом пришел день, когда этот запах усилился и стал преобладать над всеми остальными.

Старая львица, отдохнувшая и потолстевшая, неожиданно для всех улизнула. Бежала она против ветра, навстречу опасности, но в конце концов ухитрилась пройти незамеченной сквозь линию загонщиков.

Люди охотились - тысяча сильных, ловких воинов. Сто загонщиков стояли с подветренной стороны, и их резкий запах спугнул пасущихся животных; остальные девятьсот человек расположились полукругом с наветренной стороны, чтобы преградить путь убегающим стадам. Старая львица пошла туда, откуда доносился резкий запах: словно кто-то подсказал ей, что нужно идти навстречу опасности, если не хочешь попасть в западню.

Многие животные, хотя и встревоженные резким запахом, избрали то же направление и легко прорвались сквозь линию загонщиков, но большинство помчалось по ветру. Какую пыль подняли они, как дрожала земля от топота их копыт, как быстро паника передавалась от стада к стаду! А загонщики, бежавшие сзади, кричали, свистели, ударяли палками в щиты. И вдруг в этот шум и грохот врезалось оглушительное рыкание львов, которым грозила опасность погибнуть под копытами обезумевших от ужаса антилоп и зебр. Спасая свою жизнь, львы мчались галопом впереди копытных, сворачивали в стороны, прятались за деревьями, муравейниками, в кустах. Пыль забивалась им в ноздри и горло; они фыркали и кашляли, забыв о сохранении собственного достоинства.

Раздался крик - крик человека:

- Явума!

Из девятисот глоток вырывался этот охотничий клич, и в воздухе замелькали ассегаи. Нагие стройные люди со сверкающими глазами бросились навстречу стадам, катившимся лавиной. Животные метались, увертывались, кружили на одном месте, падали, пронзенные ассегаями, но основная масса их прорвалась и понеслась дальше. Через десять минут охота была окончена.

Антилопы, зебры, канны, вырвавшиеся на свободу, описали широкий полукруг и остановились, втягивая носами воздух, еще отравленный запахом человека. Потом они помчались дальше, несколько раз останавливались и снова бежали, пока запах не исчез. Тогда они сделали привал - животные стали щипать траву. Настороженные, испуганные, они долго не могли успокоиться, и не сразу жизнь вошла в свою колею.

Между тем охотники подобрали добычу, юноши взвалили на плечи тяжелые туши убитых животных и гуськом поплелись к краалям. Остальные обмывали свои раны и разводили костры, чтобы устроить пиршество. Отряд наиболее смелых, опытных охотников и загонщиков вернулся на пастбище, покинутое стадами. Они задумали убить льва и шкуру его преподнести вождю.

Нгоньяма, взъерошенный и испуганный, следил за охотниками. Львица и Булюбис лежали на земле подле него; трава была невысокая - казалось, шакал и тот не смог бы здесь спрятаться, однако львица оставалась невидимой. Задние лапы она поджала, передние вытянула и положила на них свою круглую морду. Все мускулы ее тела были напряжены: она приготовилась прыгнуть в случае, если охотники ее заметят. Хвост конвульсивно подергивался, пасть была полуоткрыта, изредка слышалось тихое рычание.

Но охотники наметили жертвой большого льва, который несколько раз высовывал из травы огромную голову и этим себя выдал. Они окружили место, где спрятался лев. В левой руке каждый держал щит, в правой - ассегай. Распевая охотничью песню, они стягивали кольцо.

Сто шли на одного! Но каждый из этой сотни был тростинкой по сравнению с разъяренным львом. А лев, поставленный в безвыходное положение, не проявил ни малейших признаков трусости. Он рычал глухо и грозно, хотя в этом рычании слышалась жалоба. Он был готов в случае необходимости вступить в бой, но, если его оставят в покое, он был согласен не нарушать мира. Он не спускал глаз с людей, стоявших прямо перед ним, но, прислушиваясь к шороху, знал, что его окружают со всех сторон. Враг подступал справа, слева, сзади.

Человек, который был старшим в отряде, громко задал какой-то вопрос, и один из охотников указал ему на зверя, притаившегося в траве. Старший сделал несколько шагов и, наклонившись, увидел в траве круглые уши льва. Потом сверкнули желтые глаза, показались оскаленные зубы. Отстранив стоявшего рядом охотника, старший стал раздражать лежащего льва. Левую руку со щитом он вытянул, потом, изогнувшись всем телом, прицелился и метнул короткую тяжелую дубинку. Лев прыгнул прямо на щит, вытянув передние лапы, вооруженные страшными когтями. Но человек, спокойный и настороженный, бросил щит и отскочил.

Заметались обнаженные человеческие фигуры, послышались крики и рев. Львиный хвост, словно палка, торчал из травы; разинув огромную пасть, лев перешел в наступление. Один охотник упал на спину, другой свалился ничком; клубилась пыль, блестели на солнце потные нагие тела. Лев встал на задние лапы, передними рассекая воздух; потом покачнулся, и кровь хлынула из его пасти. Протяжное рычание и... конец.

- Явума!

Человек, первым напавший на льва, заглянул в лицо смерти: кожа на лбу у него была содрана, и кровь слепила ему глаза. Он вытер ее, потом, отрезав у льва усы, поставил ногу на убитого зверя и пронзительно закричал.

Охотники, опьяненные победой, кричали, пели, приплясывали, гордясь полученными ранами. В свою честь они сложили победную песню.

Лев - "великий лев" - был убит, убит в рукопашном бою. Велика ли беда, что один охотник растерзан, второй умирает, у третьего сломана нога и многие искалечены и окровавлены?

Они съели сердце льва, взяли шкуру и ушли, распевая песни, а львица подняла голову и долго смотрела им вслед. Когда они скрылись, она встала и направилась к своему старому логовищу в зарослях тростника. Львята следовали за ней по пятам.

Да, когда человек охотится, лев постыдно убегает или терпит поражение. Нгоньяма был свидетелем трагической гибели льва, и эта сцена запечатлелась в его мозгу. Отныне запах человека всегда будет обращать его в бегство.