Страх (Э. Хемингуэй)

(Отрывок из рассказа "Недолгое счастье Фрэнсиса Макомбера")

...Началось это предыдущей ночью, когда он проснулся и услышал рычание льва где-то выше по ручью. Это был низкий рев, который кончался ворчанием и кашлем, отчего казалось, что лев - у самой палатки. Фрэнсис Макомбер испугался. Он слышал ровное дыхание жены, она спала. Некому было рассказать, что ему страшно, некому было разделить его страх. Он лежал один, не зная сомалийской поговорки, которая гласит, что храбрый человек три раза в жизни пугается льва: когда впервые увидит его след, когда впервые услышит его рычание и когда впервые встретится с ним. Позже, когда они еще до восхода солнца закусывали в обеденной палатке при свете фонаря, лев опять зарычал, и, как почудилось Фрэнсису, совсем рядом с лагерем.

- Похоже, что старый, - сказал Роберт Уилсон, поднимая голову от кофе и копченой рыбы. - Слышите, как кашляет.

- Он очень близко отсюда?

- Около мили¹ вверх по ручью.

¹ (1 миля ≈ 1,6 км)

- Мы увидим его?

- Постараемся.

- Разве его всегда так далеко слышно?

- Слышно очень далеко, - ответил Уилсон. - Даже удивительно. Будем надеяться, что он даст себя застрелить. Туземцы говорили, что тут есть один очень большой.

- Если придется стрелять, куда нужно целиться, чтобы остановить его? - спросил Макомбер.

- В лопатку, - сказал Уилсон. - Если сможете - в шею. Старайтесь убить наповал.

- Надеюсь, что я попаду, - сказал Макомбер.

- Вы прекрасно стреляете, - сказал Уилсон. - Не торопитесь. Стреляйте наверняка. Первый выстрел решающий.

- С какого расстояния надо стрелять?

- Трудно сказать. На этот счет у льва может быть свое мнение. Если будет слишком далеко, не стреляйте.

- Ближе чем со ста ярдов? - опять спросил Макомбер.

Уилсон бросил на него быстрый взгляд.

- Сто, пожалуй, будет как раз. Может быть, чуть-чуть ближе. Если дальше, то лучше и не пробовать. Сто - хорошая дистанция. С нее можно бить куда угодно, на выбор. А вот и мемсаиб¹.

¹ (Мемсаиб - госпожа)

- С добрым утром, - сказала жена Макомбера. - Ну что, едем?

- Как только вы позавтракаете, - сказал Уилсон. - Чувствуете себя хорошо?

- Превосходно, - ответила она. -Я очень волнуюсь.

- Пойду посмотрю, все ли готово. - Уилсон встал. Когда он уходил, лев зарычал снова. - Вот расшумелся, - сказал Уилсон. - Мы эту музыку прекратим.

- Что с тобой, Фрэнсис? - спросила его жена.

- Ничего, - ответил Макомбер.

- Нет, в самом деле. Чем ты расстроен?

- Ничем.

- Скажи, - она пристально посмотрела на него, - ты плохо себя чувствуешь?

- Этот рев, черт бы его побрал, - сказал он. - Ведь он не смолкал всю ночь.

- Что же ты меня не разбудил? Я бы с удовольствием послушала.

- И мне нужно убить эту гадину, - жалобно сказал Макомбер.

- Так ведь ты для этого сюда и приехал?

- Да. Но я что-то нервничаю. Очень раздражает это рычание.

- Так убей льва и прекрати эту музыку, как говорит Уилсон.

- Хорошо, дорогая, - сказал Фрэнсис Макомбер. - На словах это очень легко, правда?

- Уж не боишься ли ты?

- Конечно, нет. Ноя слышал его всю ночь и теперь мне не по себе.

- Ты убьешь его, и все будет чудесно, - сказала она. - Я знаю. Мне просто не терпится посмотреть, как это будет.

- Кончай завтракать и поедем.

- Куда в такую рань, - сказала она. - Еще даже не рассвело.

В эту минуту лев опять зарычал - низкий рев неожиданно перешел в гортанный, вибрирующий, нарастающий звук, который словно всколыхнул воздух и окончился вздохом и глухим, низким ворчанием.

- Можно подумать, что он здесь, рядом, - сказала жена Макомбера.

- Черт, - сказал Макомбер, - просто не выношу этого рева.

- Звучит внушительно.

- Внушительно! Просто ужасно!

К ним подошел Уилсон, держа в руке свою короткую, неуклюжую, с непомерно толстым стволом винтовку Гиббса калибра 0,505 и весело улыбаясь.

- Едем, - сказал он. - Ваш Спрингфилд и второе ружье взял ружьеносец. Все уже в машине. Патроны у вас?

- Да.

- Я готова, - сказала миссис Макомбер.

- Надо его утихомирить, - сказал Уилсон. - Садитесь к шоферу, Макомбер, а мемсаиб может сесть сзади, со мной.

Они сели в машину и в сером утреннем свете двинулись между деревьями вверх по ручью. Макомбер открыл затвор своего ружья и, убедившись, что оно заряжено пулями в металлической оболочке, закрыл затвор и поставил ружье на предохранитель. Рука у него дрожала. Он нащупал в кармане патроны и провел пальцами по патронам, закрепленным на груди. Он обернулся к сидевшим на заднем сиденье - машина была без дверок, вроде ящика на колесах, - и увидел, что оба они взволнованно улыбаются. Уилсон наклонился вперед и прошептал:

- Смотрите, птицы садятся. Это наш старикан отошел от своей добычи.

Макомбер увидел, что на другом берегу ручья, над деревьями, кружат и отвесно падают грифы.

- Вероятно, он, прежде чем залечь, придет сюда пить, - добавил Уилсон. - Глядите в оба.

Они медленно ехали по высокому берегу ручья, который в этом месте глубоко врезался в каменистое русло; автомобиль вилял между старых деревьев. Вглядываясь в противоположный берег, Макомбер вдруг почувствовал, что Уилсон схватил его за плечо. Машина остановилась.

- Вот он, - услышал он шепот Уилсона. - Впереди, справа. Выходите и стреляйте. Лев замечательный.

Теперь и Макомбер увидел льва. Он стоял боком, подняв и повернув к ним массивную голову. Утренний ветерок, дувший в их сторону, чуть шевелил его темную гриву, и в сером свете утра, резко выделяясь на склоне берега, лев казался огромным, с невероятно широкой грудью и гладким, лоснящимся туловищем.

- Сколько до него? - спросил Макомбер, вскидывая ружье.

- Ярдов семьдесят пять. Выходите из машины и стреляйте.

- А отсюда нельзя?

- По льву из автомобиля не стреляют, - услышал он голос Уилсона у себя над ухом. - Вылезайте. Не целый же день он будет так стоять.

Макомбер перешагнул через круглую выемку в борту машины около переднего сиденья, ступил на подножку, а с нее на землю. Лев все стоял, горделиво и спокойно глядя на незнакомый предмет, который воспринимался им как силуэт какого-то сверхносорога. Человеческий запах к нему не доносился, и он ждал, что будет дальше, поводя из стороны в сторону массивной головой. Он всматривался, не чувствуя страха, но и не решаясь спуститься к ручью, пока на том берегу стоит "это", и вдруг увидел, что от странного предмета отделилась фигура человека. Тогда он опустил тяжелую голову и двинулся под защиту деревьев, но в тот же самый миг услышал оглушительный треск и почувствовал удар сплошной двухсотдвадцатиграновой¹ пули калибра 0,30 - 0,6, которая впилась ему в бок и внезапной, горячей, обжигающей тошнотой прошла сквозь желудок.

¹ (1 гран ≈ 65 мг)

Лев, грузный, большелапый, отяжелевший от сытости и раны, затрусил к высокой траве и деревьям. Опять раздался треск и прошел мимо него, разрывая воздух. Потом снова затрещало, и он почувствовал еще один удар - пуля попала ему в ребра н прошла навылет - и кровь на языке, горячую и пенистую. Теперь он уже поскакал к высокой траве, где можно залечь и притаиться, заставить их принести трещащую штуку поближе, а тогда кинуться и убить человека, который ее держит.

Макомбер, когда вылезал из машины, не думал о том, каково сейчас льву. Он знал только, что руки у него дрожат, и, отходя от машины, он едва мог заставить себя передвигать ноги. Ляжки словно онемели, хоть он чувствовал, как подрагивают мускулы. Он вскинул ружье, прицелился льву в загривок и спустил курок. Выстрела не последовало, хотя он так нажимал на спусковой крючок, что чуть не сломал себе палец. Тогда он вспомнил, что поставил ружье на предохранитель, и, снимая с него, сделал еще один неуверенный шаг. В этот момент лев и увидел, как силуэт человека отделился от силуэта автомобиля; лев повернулся и затрусил прочь. Макомбер выстрелил и, услышав характерное "уонк", понял, что не промахнулся; но лев уходил все дальше. Макомбер выстрелил еще раз, и все увидели, как пуля взметнула фонтан пыли впереди бегущего льва. Последовал третий выстрел, который Макомбер сделал, помня, что нужно целиться ниже, и все услышали, как чмокнула пуля. Но лев пустился вскачь и скрылся в высокой траве, прежде чем Макомбер успел толкнуть вперед рукоятку затвора.

Макомбер стоял неподвижно, его тошнило, руки, все не отпускавшие ружья, тряслись; возле него стояли жена и Роберт Уилсон. И тут же, рядом, два туземца тараторили что-то на своем языке.

- Я попал в него, - сказал Макомбер. - Два раза попал.

- Вы пробили ему кишки и еще, кажется, попали в грудь, - сказал Уилсон без всякого воодушевления. У замолчавших туземцев были очень серьезные лица. - Может, вы его и убили. Переждем немного, а потом пойдем посмотрим.

- То есть как?

- Пойдем за ним по следу.

- А-а, - протянул Макомбер.

- Замечательный лев, черт побери, - продолжал Уилсон. - Только вот спрятался в скверном месте.

- Чем оно скверное?

- Не увидеть льва там, пока не подойдешь к нему вплотную. Ну, идемте, надо взглянуть на кровавый след. Мемсаиб пусть лучше побудет здесь, в машине.

- Побудь здесь, Марго, - сказал Макомбер жене. Во рту у него пересохло, и он говорил с трудом.

- Почему? - спросила она.

- Уилсон велел.

- Мы сходим посмотрим, как там дела, - сказал Уилсон. - Вы побудьте здесь. Отсюда даже лучше видно.

- Хорошо.

Уилсон сказал что-то на суахили шоферу. Тот кивнул и ответил:

- Да, господин.

Потом мужчины спустились по крутому берегу к ручью, перешли его по камням, поднялись на другой берег, цепляясь за торчащие из земли корни, и прошли до того места, где находился лев, когда Макомбер выстрелил в первый раз. На низкой траве были пятна темной крови; они вели в прибрежные заросли.

- Что будем делать? - спросил Макомбер.

- Выбирать не приходится, - сказал Уилсон. - Автомобиль сюда не переправишь. Берег крут. Пусть немножко ослабеет, а потом мы с вами пойдем и поищем его.

- А нельзя поджечь траву? - спросил Макомбер.

- Слишком свежая, не загорится.

- А нельзя послать загонщиков?

Уилсон смерил его взглядом.

- Конечно, можно, - сказал он. - Но это будет вроде убийства. Мы же знаем, что лев ранен. Когда лев не ранен, его можно гнать - он будет уходить от шума, но раненый лев нападает. А увидеть его первым очень трудно. Он распластывается на земле в таких местах, где, кажется, и зайцу не укрыться. Послать на такое дело туземцев совесть не позволяет. Лев непременно кого-нибудь искалечит.

- А ружьеносцы?

- Ну, они-то пойдут с нами. Это их "шаури". Они ведь связаны контрактом. Но и им это не очень-то улыбается.

- Я не хочу туда идти, - сказал Макомбер. Слова вырвались раньше, чем он успел подумать, что говорит.

- Я тоже, - сказал Уилсон бодро. - Но ничего не поделаешь. - Потом, словно вспомнив что-то, он взглянул на Макомбера и вдруг увидел, как тот дрожит и какое у него несчастное лицо.

- Вы, конечно, можете не ходить, - сказал он. - А меня для этого и нанимают. Потому я и стою так дорого.

- То есть вы хотите пойти один? А может быть, оставить его там?

Роберт Уилсон, который до сих пор был занят исключительно львом и вовсе не думал о Макомбере, хотя и заметил, что тот нервничает, вдруг почувствовал себя так, точно по ошибке открыл чужую дверь в отеле и увидел что-то непристойное.

- То есть как это?

- Просто оставить его в покое.

- Сделать вид, что мы не попали в него?

- Нет. Просто уйти.

- Так не делают.

- Почему?

- Во-первых, он мучается. Во-вторых, кто-нибудь может на него наткнуться.

- Понимаю.

- Но вам совершенно не обязательно идти туда.

- Я с вами, - произнес Макомбер. - Мне, понимаете, просто страшно.

- Я пойду вперед, - сказал Уилсон. - Старик Конгони будет искать следы. Вы держитесь за мной, немного сбоку. Очень возможно, что он заворчит, и мы услышим. Как только увидим его, будем оба стрелять. Вы не волнуйтесь. Я не отойду от вас. А может, вам и в самом деле лучше не ходить? Право же, лучше. Пошли бы к мемсаиб, а я с ним покончу.

- Нет, я пойду.

- Как знаете, - сказал Уилсон. - Но если не хочется, не ходите. Ведь это мой "шаури".

- Я пойду, - подтвердил свои слова Макомбер.

Они сидели под деревом и курили.

- Хотите пока поговорить с мемсаиб? - спросил Уилсон. - Успеете.

- Нет.

- Я пойду скажу ей, чтоб запаслась терпением.

- Хорошо, - сказал Макомбер. Он сидел потный, у него сосало под ложечкой и не хватало духу сказать Уилсону, чтобы тот пошел и покончил со львом один. Он не мог знать, что Уилсон в ярости оттого, что не заметил раньше состояния Макомбера и не отослал его назад к жене.

Уилсон скоро вернулся.

- Я захватил ваш штуцер, - сказал он. - Вот возьмите. Мы дали льву достаточно времени. Идемте.

Макомбер взял штуцер.

- Держитесь за мной, ярдов на пять правее, и делайте все, как я скажу, - обратился к нему Уилсон.

Потом он поговорил на суахили с обоими туземцами. Вид у них был мрачнее мрачного.

- Пошли, - сказал он.

- Мне бы глотнуть воды, - попросил Макомбер.

Уилсон сказал что-то старшему ружьеносцу, у которого на поясе была фляжка, тот отстегнул ее, отвинтил колпачок, протянул фляжку Макомберу, и Макомбер, взяв ее, почувствовал, какая она тяжелая и какой шершавый ее войлочный чехол. Он поднес фляжку к губам, глядя на высокую траву и дальше - на деревья с плоскими кронами. Легкий ветерок дул ему в лицо, и по траве ходили мелкие волны. Макомбер посмотрел на ружьеносца и понял, что его тоже мучает страх.

В тридцати пяти шагах от них большой лев лежал, распластавшись на земле. Он лежал неподвижно, прижав уши, подрагивал только его длинный хвост с черной кисточкой. Лев залег сразу после того, как достиг прикрытия: его тошнило от сквозной раны в набитое брюхо, и он ослабел от сквозной раны в легкие. С каждым его вздохом к пасти поднималась красная пена; бока были потные и горячие; мухи облепили маленькие отверстия, пробитые пулями в светло-рыжей шкуре. Его большие желтые глаза, суженные ненавистью, смотрели прямо вперед, чуть моргая от боли при каждом вдохе. Когти его глубоко вонзились в мягкую землю. Все в нем - боль, тошнота, ненависть и остатки сил - напряглось до последней степени для прыжка. Он слышал голоса людей и ждал, собрав всего себя в одно желание - напасть, как только люди войдут в высокую траву. Когда он услышал, что голоса приближаются, хвост его перестал подрагивать, а когда люди дошли до травы, он хрипло заворчал и рванулся с места.

Конгони, старый туземец, шел впереди, высматривая следы крови; Уилсон со штуцером наизготове подстерегал каждое движение в траве; второй туземец смотрел вперед и прислушивался. Макомбер взвел курок и шел следом за Уилсоном. Не успели они вступить в высокую траву, как Макомбер услышал захлебывающееся кровью ворчание и увидел, как со свистом разошлась трава. И сейчас же вслед за этим он осознал, что бежит, в безумном страхе бежит сломя голову прочь от зарослей, бежит к ручью.

Он слышал, как трахнул штуцер Уилсона - "ка-ра-уонк" и еще раз "ка-ра-уонк", - и, обернувшись, увидел, что безобразный, страшный лев, у которого снесло полголовы, ползет на Уилсона у края высокой травы, а краснолицый человек переводит затвор своей короткой неуклюжей винтовки и внимательно целится. Потом опять вспышка и "ка-ра-уонк" из дула; и ползущее грузное желтое тело льва застыло, а его огромная изуродованная голова подалась вперед. Макомбер, стоя один на открытом месте, держа в руке заряженное ружье, в то время как двое черных людей и один белый с презрением глядели на него, понял, что лев издох. Он вернулся к Уилсону, самый рост которого казался Макомберу немым укором, и Уилсон спросил:

- Снимки делать будете?

- Нет, - ответил Макомбер...