Смертельная схватка (Р. Хаггард)

(Отрывок из "Рассказа о трех львах")

Прошло около двух недель с тех пор, как мы тронулись в путь, и вот наконец перед нами предстала равнина, поросшая кустарником, - здесь мы собирались охотиться на буйволов. Нас было четверо: я, мой четырнадцатилетний сын Гарри и два кафра. Повозку нашу везли шесть волов.

Мы разбили свой лагерь на возвышенном месте, где кустарник рос редкими группами, а на свободных пространствах там и сям виднелись мимозы с плоскими кронами.

К северу от нашего лагеря простиралась бесконечная равнина, а на расстоянии примерно одного километра от него протекала широкая река, вдоль которой рос высокий стройный лес. Недалеко от лагеря мелодично журчала небольшая речка; берега ее были покрыты свежей зеленой травой. За многие годы неустанной работы речка промыла в красном граните, служившем основанием этой равнины, глубокие желоба и широкие чаши, в которых было очень удобно купаться. Ни одна ванна из порфира или мрамора, служившая знатным римским дамам, не могла бы сравниться с этими природными бассейнами.

Наша палатка находилась в каких-нибудь сорока метрах от речки и была окружена высокой оградой из колючей мимозы для защиты от львов. Хотя по дороге мы не встретили ни одного льва, однако в присутствии их не сомневались, потому что не раз наталкивались на их следы.

Около гранитной чаши, в которой мы обычно купались, росла удивительно красивая старая мимоза, а рядом с ней лежала огромная каменная глыба, окруженная густым папоротником. Глубиной наша "ванна" была метра два, а длиной четыре, и наполнена она была чистейшей водой.

Однажды прекрасной лунной ночью мы с Гарри сидели около костра; кафры жарили на нем мясо антилопы импала, которую Гарри, к величайшей своей радости, застрелил в то утро. Мы были вполне счастливы и довольны всем миром. Вокруг царила полная тишина.

Но что это?

Из-за реки послышалось громкое рычание, похожее на отдаленный гром. Потом еще и еще. Это лев вышел на охоту.

Я видел, что Гарри вздрогнул и побледнел. Он был достаточно смелый мальчик, но рев льва, если услышишь его в первый раз, да еще ночью, очень сильно действует на нервы.

- Это львы, мой мальчик, - сказал я. - Они охотятся там, у реки, и тебе нечего беспокоиться. Мы здесь уже третью ночь, если бы они намеревались посетить нас, то сделали бы это сразу. А впрочем, можно разжечь посильнее костер. Фараон, - сказал я старшему из кафров, - пойдите с Джим-Джимом и принесите побольше сучьев, чтобы нам хватило их до утра, иначе эти кошки захотят подойти к нам слишком близко.

Фараон встал и, взяв топор, отправился со своим товарищем исполнять поручение. Фараон - было прозвище, которое он получил за свою величественную поступь. Я знал его давно: он работал у меня на приисках. У него был очень неровный характер, но он, как и все зулусы, был удивительно привязчив, а кроме того, трудолюбив, умен и необыкновенно смел, в этом отношении я не встречал ему равного. Ему было лет тридцать пять.

Второй слуга, Джим-Джим, был родом из племени мапочей. Он был молод и здоров, но, к сожалению, большой лентяй. И в день, о котором идет речь, Фараон побил его за то, что он выпустил вола. Фараон был добряк, и я видел, как он потом утешал парня, приговаривая в то же время, что в следующий раз будет бить его еще сильнее. Знал бы Фараон, чем все кончится!

Хотя Джим-Джиму очень не хотелось идти, но он не сказал ни слова и последовал за Фараоном. Ночь была так светла, что бояться было нечего. И действительно, скоро они вернулись, оба целые и невредимые, с большими вязанками хвороста за плечами. Я спросил их, видели ли они что-нибудь, и Джим-Джим совершенно серьезно ответил, что видел два желтых глаза, блестевшие в кустах, и слышал чье-то дыхание. Однако дальнейшие расспросы убедили меня, что как желтые глаза, так и дыхание были плодом фантазии Джим-Джима, и мы все спокойно заснули.

Через несколько часов я внезапно пробудился и вышел из палатки. Погода сильно изменилась. Поднялся ветер, и по небу неслись длинные облака. Судя по луне, которая уже села, я решил, что до рассвета оставалось часа два.

Волы, по обыкновению привязанные к повозке, были неспокойны. Они громко храпели, то вставали, то ложились, было видно, что они что-то чуют. Скоро я понял, что их тревожит, потому что услышал тихое рычание льва метрах в пятидесяти от палатки. Сердце мое сильно забилось. Фараон лежал у палатки, и, посмотрев на него, я увидел, что он тоже не спит, а прислушивается, подняв голову.

- Лев, - проговорил он, - лев!

Джим-Джим вскочил, очень испуганный этими словами.

Я велел Фараону на всякий случай подбросить сучьев в огонь и пошел будить Гарри, который был способен спать даже под грохот пушек. Когда он наконец окончательно проснулся, по нему стало видно, что перспектива очутиться лицом к лицу со львом очень взволновала его. Я зарядил ружья, и Гарри взял свое легкое, но очень хорошее ружье. Мы стали ждать, что будет дальше...

Но все было тихо и спокойно. Я уже начинал думать, что нам лучше было бы опять лечь спать, когда вдруг услышал метрах в двадцати от палатки звук, похожий скорее на кашель, чем на рычание зверя.

Затем опять наступило томительное ожидание. Такое ожидание нападения, которое не то произойдет сейчас же, не то вовсе не произойдет, отвратительно действовало на нервы, и я, человек бывалый, очень волновался за Гарри. Ночь была достаточно прохладная, но я чувствовал, как пот струится у меня по лбу. Чтобы вернуть себе спокойствие, я начал наблюдать за жуком, который сучил лапками вблизи костра.

Вдруг жук подпрыгнул так, что чуть не свалился в огонь. Подскочили и мы все, потому что около самой палатки послышался такой ужасный рев, что, кажется, задрожала и сама палатка. Гарри вскрикнул, Джим-Джим завыл, а несчастные волы, которые были испуганы больше всех, жалобно замычали.

Вокруг было совсем темно, потому что тучи заслонили все небо. Нас освещал костер, но известно, что стрелять при свете костра практически невозможно, так как свет его очень неровен и падает лишь на небольшое пространство.

Волы, которые до тех пор хотя и дрожали, но стояли довольно смирно, положительно сбесились. Было видно, что они намереваются проделать то, что волы обыкновенно делают в таких случаях, - сорваться с привязи и бежать куда глаза глядят. Львы, по- видимому, знают эту их привычку и считают волов самыми глупыми животными, по сравнению с которыми овцы - настоящие мудрецы. Ведь, очутившись в темноте, волы становятся совершенно беспомощными, и тогда льву остается только выбрать того, который ему больше нравится, и преспокойно съесть его.

Наши шесть волов в смятении метались у повозки, подвергая нас опасности быть задавленными. Мы едва успевали уворачиваться от них. Они свалили с ног Гарри и подбросили Джим-Джима цепью вверх так, что он перелетел через повозку. Все перепуталось. Это был настоящий хаос. Если бы дышло повозки не сломалось, волы наверняка перевернули бы ее.

Неразбериха с волами на несколько минут отвлекла мое внимание от льва: я думал, как их успокоить и что мы будем делать, если они сорвутся и убегут прочь. Затем лев снова напомнил о себе, и притом самым неприятным образом.

Я вдруг увидел, как по слабо освещенному пространству за костром к нам быстро двигались две блестящие желтые точки.

- Лев! Лев! - завопил Фараон, и, пока он это кричал, огромная львица, обезумевшая, по-видимому, от голода, прыгнула прямо в нашу сторону и остановилась около палатки, помахивая хвостом и рыча. Я схватил ружье и выстрелил, но волнение мое было так велико, что я промахнулся и вместо львицы чуть не убил Фараона.

Сцена у костра представляла собой совершенно дикое зрелище: волы, обступившие повозку и перепутавшиеся так, что трудно было понять, где у них голова и где хвост, дымящий костер, Джим- Джим на земле, там, куда его отбросили волы, а в центре огромная львица, пожирающая нас своими голодными желтыми глазами. Она рычала и визжала оттого, что не знала, с кого начать. Но нерешительность львицы продолжалась недолго. Не успел я выстрелить еще раз, как она сделала свой выбор - прыгнула прямо на бедного Джим-Джима.

Я слышал, как он вскрикнул, и в ту же минуту увидал, как его ноги мелькнули в воздухе. Львица схватила его за шею, сильным движением перекинула себе на спину, а потом без всякого труда перепрыгнула со своей ношей через ограду и исчезла в направлении нашей купальни.

Мы вскочили, обезумев от ужаса, и бросились за львицей, стреляя ей вслед в надежде, что она испугается и бросит свою добычу. Это не помогло. Она исчезла в темноте и унесла с собой Джим-Джима. Преследовать ее в темноте было бессмысленно: мы только могли бы разделить печальную участь Джим-Джима.

С тяжелым чувством мы вернулись в палатку и сидели, ожидая рассвета, до которого оставалось уже не более часа. Бесполезно было и пытаться распутывать волов. Нам оставалось только размышлять о том, как судьба распоряжается жизнью людей. Было очевидно, что Джим-Джим погиб, но мы все еще надеялись, что каким-то чудом ему удалось спастись.

Наконец слабые блики рассвета скользнули по кустам, коснулись рогов наших перепуганных волов, и мы принялись за трудную работу распутывать их. Решено было, как только станет достаточно светло, идти по следам львицы, чтобы выяснить участь бедного Джим-Джима.

Когда мы наполовину управились с волами, то обнаружили очень неприятную вещь: один из лучших волов был совсем болен. Он стоял, широко расставив ноги и низко опустив голову.

Из всех трудностей путешествия по Африке худшая - это возня с животными. Волы, например, способны довести человека до отчаяния. В любую минуту вол может заболеть от самой необъяснимой причины; может даже умереть просто оттого, что чувствует себя не в своей тарелке; он останавливается и отказывается тащить повозку, когда вы доехали до середины реки или когда колесо завязло в грязи. Проехав несколько километров по плохой дороге, вы можете быть уверены, что у него изранены ноги. Отпустите его пастись - он у вас убежит, а если не убежит, то назло вам наестся ядовитой травы и отравится. С волами вечно что-нибудь неладно.

Поэтому, когда я нашел среди своих волов одного больного, я ничуть не удивился. Более того, я знал, если этот вол заболел, значит, могут заболеть и остальные. В Африке к этому привыкаешь - нигде в мире нет такого падежа скота, как здесь.

Итак, взяв ружье и позвав Гарри с собой, я пошел посмотреть, не остался ли Джим-Джим случайно в живых и не нуждается ли он в помощи. Земля вокруг нашего лагеря была тверда и камениста, и отпечатков следов львицы не было. Мы увидели только две-три капли крови. Метрах в трехстах от лагеря были заросли мимозы, туда мы и отправились, рассчитывая, что львица могла отнести в них свою добычу, чтобы съесть ее в укромном месте.

Дойдя до зарослей, мы начали продираться сквозь них. Под деревьями было темно, потому что солнце еще не встало. Мы двигались с величайшей осторожностью, опасаясь набрести на львицу, обгладывающую кости несчастного Джим-Джима. Мы бродили долго, но ни львицы, ни своего товарища не нашли. Очевидно, их здесь и не было.

- Она, наверное, унесла его далеко, - сказал я, - и мы его не найдем. Да и вряд ли он жив.

- Тогда, может быть, нам пойти умыться и поесть чего-нибудь, - сказал Гарри. - Я очень устал.

Это было довольно эгоистичное, но весьма разумное предложение. Конечно, я считал бессердечным думать о купании, когда бедного Джим-Джима только что съела львица. Однако не следовало давать воли бесполезным чувствам, и мы с Гарри отправились в тот живописный уголок, где обычно купались.

Я первый дошел до нашей гранитной чаши, спустившись с крутого берега, и уже внизу, у воды, в ужасе закричал: я чуть не наступил на львицу, спавшую на каменной глыбе под мимозой, где мы обыкновенно отдыхали после купания. Прежде чем я успел опомниться и взвести курок, она с хрипением и рычанием перепрыгнула через речку и исчезла на противоположном берегу. Все это случилось очень быстро, гораздо быстрее, чем я рассказываю.

Каменная глыба, облюбованная львицей, была окрашена кровью, и на ней лежало то, что осталось от Джим-Джима...

Бедный Джим-Джим! Мы похоронили его останки, и, хотя при жизни все видели в нем много недостатков, теперь мы скорби- ли о нем. Гарри плакал, как ребенок, Фараон страшно ругался на своем зулусском наречии, а я проклинал себя за то, что так неудачно стрелял в львицу, и клялся отомстить ей не позднее чем через сорок восемь часов.

Итак, Джим-Джим лежал в могиле, где его не могли больше побеспокоить львы. Вопрос был теперь в том, как воздать по заслугам его убийце. Я знал, что она придет, как только проголодается, но не знал, когда именно это случится. Если у нее нет детенышей, она вряд ли придет на следующую ночь. Тем не менее я не хотел упускать случая, и мы сделали все необходимые приготовления.

Сначала починили изгородь и наложили на нее еще колючих веток, чтобы она была выше. После случая с Джим-Джимом мы считали это нелишним. "Если одна коза перепрыгнула, так может перепрыгнуть и другая", - говорят кафры. Эта поговорка тем более верна, когда речь идет о львах.

Потом мы стали думать, как привлечь львицу к лагерю. Львы принадлежат к числу тех неудобных животных, которые всегда появляются, если их не ждут, и всегда прячутся, когда ждут их появления.

Гарри, который любил подурачиться, предложил Фараону, когда взойдет луна, сесть на открытом месте и сыграть таким образом роль приманки.

- Тебе совершенно нечего бояться, - убеждал он, - я ручаюсь, что застрелю львицу прежде, чем она тебя съест.

Фараон принял шутку всерьез и обиделся. Но у меня появилась идея. У нас был больной вол, которого все равно не вылечить. Его и следовало использовать в качестве приманки.

Метрах в тридцати от нашей палатки стояло мертвое дерево, опаленное молнией, а рядом росли две группы кустарников. Там я и решил привязать больного вола.

Незадолго до заката солнца Фараон отвел туда несчастное животное, не подозревавшее о своей ужасной участи. Мы сели у палатки и стали ждать, на этот раз без огня, потому что нам хотелось привлечь львицу, а не испугать ее.

Наше бодрствование продолжалось несколько часов. Мы старались не заснуть и для этого все время толкали и щипали друг друга, при этом мы никак не могли решить, с какой силой это необходимо проделывать. Тот, кто щипал, всегда уверял, что он только дотронулся, тогда как тот, кого щипали, утверждал, что это было сделано изо всей силы. Но львица не приходила.

Наконец луна зашла, и тьма поглотила мир, как говорят кафры. Но и тогда львица не явилась. Мы дождались рассвета, потому что боялись спать в темноте, и, только когда стало светать, прилегли немножко отдохнуть.

Утром нам пришлось идти на охоту, так как закончились все съестные припасы. Часа три ходили мы с Гарри по жаре, но дичи никакой не встретили. По непонятной для нас причине дичь вдруг исчезла из этой местности, хотя еще два года назад здесь было много всяких крупных животных, за исключением носорогов и слонов. А теперь остались одни львы, которые стали так свирепы, видимо, именно потому, что не находили добычи. Когда лев сыт, он довольно миролюбив, но голодный лев очень опасен. Более того, голодного льва трудно запугать, в то время как сытый довольно пуглив.

Так и не подстрелив никого, усталые и голодные, мы решили возвратиться домой. Для этого было необходимо перебраться через гребень холма. Когда мы забрались на самую вершину, я вдруг остановился. Метрах в пятистах от меня стояла великолепная антилопа куду. Это был самец; его изогнутые рога красиво выделялись на фоне ясного неба. Я дальнозорок и даже на таком расстоянии прекрасно различал белые полосы на его боку и его остроконечные уши, которыми он водил все время, отгоняя мух.

Было бы глупо стрелять с такого большого расстояния, а для того, чтобы подкрасться к нему, ни местность, ни ветер не годились. Казалось, что наилучшим способом добраться до куду было сделать изрядный крюк и подойти к нему с другой стороны.

Я подозвал Гарри и изложил ему свой план, но в это время куду, избавляя нас от дальнейших хлопот, сорвался с места и помчался с горы. Я не знал, что испугало его. Во всяком случае, не мы, может быть, гиена или леопард, но я никогда не видел, чтобы куду бегали так быстро.

Гарри стоял и любовался бегом красивого животного. Вот оно скрылось в кустах и через минуту появилось снова метрах в четырехстах от нас, легко прыгая по неровному грунту, усеянному камнями. Мы оба внимательно следили за его бегом; потом я оглянулся на Гарри и увидел, что он поднимает ружье.

- Мартышка! - сказал я насмешливо. - Неужели ты собираешься стрелять?

Но в эту самую минуту ружье выстрелило, и это был один из самых чудесных случаев, которые мне приходилось наблюдать на охоте. Пуля попала в цель, когда куду находился в воздухе, перепрыгивая через кучу камней. Он перевернулся и упал головой вниз. Одно мгновение он стоял на своих огромных рогах, подняв задние ноги вверх, потом тело его распласталось на земле и замерло.

- Что за чудо! - воскликнул я. - Гарри, как ты мог попасть в него? Он убит!

Но Гарри стоял пораженный, пожалуй, даже испуганный случившимся. И немудрено. Такой выстрел по быстро бегущей цели был по плечу лишь опытному охотнику, а ведь Гарри был еще мальчишка. Я ничего больше не сказал, и мы пошли к убитому куду.

Был уже вечер, когда мы, освежевав свою добычу и вырезав из нее столько мяса, сколько нам было под силу утащить, тронулись в обратный путь. Для того чтобы шакалы и стервятники не тронули остатки антилопы, мы привязали к ее рогам большой красный носовой платок.

Фараон, обеспокоенный нашим долгим отсутствием, встретил нас в лагере неприятным сообщением, что заболел второй вол, а вол, который был привязан к дереву в качестве приманки, умер. Но даже это не испортило настроения Гарри, который, кажется, приписывал меткий выстрел своему искусству, а не случаю.

Утолив голод жареным мясом, которое было бы еще вкуснее, если бы куду был помоложе, мы начали готовиться к встрече с убийцей Джим-Джима. Мы решили привязать к дереву второго больного вола, который стал уже так плох, что едва держался на ногах. Фараон рассказал нам, как вол целый день кружился на месте, что всегда бывает при болезни, называемой кафрами "красная вода".

Мы оставили вола у того же мертвого дерева в полной уверенности, что, если львица не убьет его ночью, он сам падет к утру. Я даже беспокоился, как бы это не случилось раньше, ведь тогда он был бы бесполезен в качестве приманки. Львы - прихотливые животные, они любят, чтобы дичь была убита ими. Тогда они могут питаться ею несколько дней подряд, пока не останется ни куска мяса. Но обычно львам быстро "помогают" другие, более мелкие и трусливые хищники, вроде гиен и шакалов. Как только лев отходит от своей добычи, они доедают все, что осталось. Падаль же львы едят только тогда, когда очень голодны.

Ночью, как и накануне, мы сидели в лагере без огня. Время тянулось нестерпимо медленно. Львица не приходила, и Гарри наконец крепко заснул. Я привык бодрствовать по ночам, но все равно с величайшим трудом боролся со сном и готов был уже поддаться легкой дремоте, когда Фараон толкнул меня.

- Слушайте! -сказал он.

Сон сняло как рукой, и я весь превратился в слух. Из группы кустов справа от мертвого дерева послышался легкий треск. Вот он снова повторился. Что-то двигалось там очень осторожно, но ночь была так тиха, что всякий звук казался громким.

Я разбудил Гарри, который, не успев продрать глаза, начал спрашивать: "Где она? Где она?" Взяв ружье, он производил с ним такие неосторожные действия, что был скорее опасен для нас, чем для львицы, если она пряталась где-то в темноте.

- Успокойся! - прошептал я свирепо.

В это самое мгновение в кустах сверкнули желтые огоньки, и темная масса, выпрыгнув оттуда, миновала место, где находился живой вол, и скрылась в другой группе кустов. Больное животное замычало, и я стал ругать себя за то, что подверг несчастного вола такой ужасной пытке.

Львица - потому что это была она - выпрыгнула так быстро, что мы не успели выстрелить. Да если бы и успели, то попасть ночью в движущуюся цель было бы очень сложно.

- Она прыгнет сейчас назад, - сказал я Гарри, - смотри хорошенько, но не вздумай стрелять, пока я не скажу.

Гарри не успел мне ответить, как львица прыгнула обратно и снова не тронула вола.

- Что она делает? - прошептал Гарри.

- Играет, как кошка с мышью.

Я еще говорил, когда львица прыгнула в третий раз - прямо к дрожащему всем телом волу, а затем прочь от него. Движения ее были так красивы, что Гарри забыл обо всем.

- Она точно из цирка, - сказал он, - так красиво прыгает.

Было очень тихо. Львица совершила новый прыжок и очутилась около больного вола. Она нанесла ему сильный удар могучей лапой. Вол со стоном упал, а львица впилась в глотку умиравшего животного. Когда она вновь подняла голову, морда ее была вся в крови. Львица стояла к нам боком, облизываясь и невнятно мурлыча.

- Ну, теперь пора, - сказал я, - стреляй сейчас же вслед за мной!

Я старался прицелиться как можно лучше, и Гарри, не дождавшись меня, выстрелил первым. Когда дым рассеялся, я увидел, что львица лежит на земле рядом с мертвым волом, который загораживает ее и мешает нам выстрелить еще раз, чтобы прикончить убийцу Джим-Джима.

- Конец! Она мертва - желтая дьяволица! - ликовал Фараон.

Но в ту самую минуту львица поползла, какими-то судорожными прыжками добралась до кустов и исчезла в них. Я выстрелил вслед, но, как мы потом убедились, неудачно. Во всяком случае, она благополучно спряталась и подняла в кустах ужасный шум. Она визжала и выла от боли, а потом разразилась потрясающим рычанием.

- Пусть рычит, - сказал я. - Идти за ней ночью в кусты - безумие.

В это время, к моему удивлению и тревоге, с реки донеслось ответное рычание. Очевидно, львица охотилась не одна, и она рычала все сильнее и сильнее, призывая кого-то к себе на помощь.

И помощь пришла. Минут через пять мы увидели в высокой траве громадного черногривого льва, шедшего прямо по направлению к нам. Он шел большими шагами и был чрезвычайно красив и величествен. Шагах в пятидесяти от лагеря он остановился и зарычал. Львица ответила ему. А через полминуты густые кусты раздвинулись, и... на лужайку вышел другой - желтогривый - лев, присоединившийся к первому.

- Не стреляй ни в коем случае, Гарри, - шепнул я. - Это слишком опасно. Если они оставят нас в покое, мы их тоже не тронем.

Оба льва направились к кустам, где раненая львица рычала еще громче, и все трое подняли там такой шум, что стало страшно. Через некоторое время львица умолкла, а потом один из львов вышел на открытое место, подошел к убитому волу и начал обнюхивать тушу. К нему присоединился второй лев.

- Позволь мне выстрелить, - сказал Гарри, - теперь так удобно...

- Да, очень удобно, - согласился я, - но стрелять нельзя. Они оба бросятся на нас.

Гарри ничего не ответил. Уж не знаю, был ли это юношеский задор, или он вышел из повиновения от чрезмерного возбуждения, или это случилось просто по опрометчивости - я так и не добился от него потом объяснения, - но только он выстрелил и, что удивительнее всего, попал черногривому льву в бок.

Раненый лев страшно зарычал. Оглядываясь кругом, он испускал дикие звуки, а потом, не понимая, что с ним случилось, бросился на сородича, которого принял, вероятно, за виновника своей боли. Он впился ему прямо в глотку, прежде чем тот успел опомниться. Не ожидавший нападения желтогривый лев упал, но быстро поднялся на ноги, и хищники сцепились в жестокой схватке.

Мы стали свидетелями потрясающей сцены. Целая сотня собак не могла бы сравниться по свирепости боя с этими двумя огромными хищниками. Они вцепились друг другу в глотки, рвали один другого когтями, и по их желтым бокам ручьями стекала кровь. Все вокруг содрогалось от рычания.

Вначале трудно было сказать, который из двух львов одолевает, но наконец черногривый, напавший первым лев, который казался крупнее и сильнее, упал. Видно, рана в боку подорвала его силы. Львы стали кататься по земле, при этом зачинщик драки начал задыхаться в лапах врага, но тот не отпускал свою жертву, пока черногривый не захрипел, открыв огромную пасть.

Убедившись в том, что его противник мертв, лев-победитель разжал зубы, встал и обнюхал поверженного. Потом он лизнул его глаза и, поставив на труп передние лапы, издал победное рычание, нарушившее наступившую было тишину.

В этот момент я решил вмешаться. Прицелившись тщательно в самую середину его тела, в расчете на возможную ошибку, я спустил курок. Пуля пронзила льва насквозь. Он замертво упал на труп своего противника.

Еще не до конца осознав все происшедшее, мы крепко заснули, устав от пережитых волнений, и спокойно проспали до утра.

Когда солнце поднялось достаточно высоко, мы с Фараоном отправились на поиски львицы. Гарри я решил не брать с собой.

Львица перестала рычать вскоре после того, как появились львы. С тех пор мы ее не слышали и имели основания полагать, что она издохла. Я взял с собой ружье, а Фараон захватил топор. По дороге мы остановились посмотреть на убитых львов. Это были великолепные животные, но обе шкуры были совершенно испорчены во время их смертельной схватки.

Потом мы пошли по кровавому следу раненой львицы в кусты, где она укрылась. Делали мы это с величайшей осторожностью. Мне, в сущности, даже не хотелось идти, но львицу надо было найти.

- Она, наверное, ушла умирать куда-нибудь подальше, - сказал я Фараону.

- Да, наверное, так, - согласился он.

Не успел он это сказать, как послышалось тихое рычание. Оглянувшись, я увидел, что львица вышла из чащи прямо за спиной Фараона. Она поднялась на задние лапы, почти нависая над его головой, и уже собиралась нанести ему удар лапой.

Прежде чем я успел поднять ружье и прицелиться, чтобы предупредить несчастье, Фараон сделал очень смелый и разумный шаг. Поняв грозящую ему опасность, он быстро отскочил в сторону, развернулся и, взмахнув топором, перерубил львице шейные позвонки. Она замертво рухнула на землю.

- Чертовски хорошо сделано! - воскликнул я, поздравляя Фараона. -Ты ни на секунду не опоздал!

- Да, - ответил он, - удар был хорош. Теперь Джим-Джим может спать спокойно.

Позвав Гарри, мы осмотрели львицу. Она была невелика ростом и, судя по ее стертым зубам, довольно стара, но очень крепко сложена, что и было, вероятно, причиной ее поразительной живучести. Ведь в боку у нее зияла огромная рана от моей пули.

Так наша охота на буйволов поневоле превратилась в охоту на львов. Более того, все происшедшее можно было назвать скорее местью, чем охотой.