Разгневанная львица (М. Рид)

(Отрывок из повести "Юные охотники")

...Местом для привала молодые люди выбрали отлогий спуск к ручью, протекавшему посередине обширной равнины; к их услугам тут были и трава и вода, но, к сожалению, довольно неважные.

На голой равнине кое-где виднелись заросли низкого кустарника, а между ними местами торчали конусообразные постройки термитов, возвышавшиеся на несколько футов над землей.

Только охотники отпрягли и пустили пастись своих буйволов, как раздался испуганный голос Черныша:

- Львы! Львы!

Все посмотрели, куда указывал Черныш. Действительно, на открытой равнине, невдалеке от того места, где паслись буйволы, из кустов появился лев, большой и черногривый. Пройдя несколько шагов, лев улегся на траву; теперь он следил за буйволами, как кошка за мышью или как паук за беспечной мухой.

Молодые люди не успели толком рассмотреть его, как из-за кустов показался другой лев и быстрым, бесшумным шагом направился к своему товарищу. Мне следовало бы сказать "направилась", потому что второй зверь был не лев, а львица, о чем свидетельствовало отсутствие гривы.

Ростом львица немного меньше льва, но ничуть не менее его свирепа и очень опасна для всякого, с кем бы ей ни довелось повстречаться.

Приблизившись ко льву, она легла возле него, но скоро оба поднялись и, как две громадные кошки, уселись, подобрав хвосты и обратившись лицом к лагерю и буйволам, с которых они не сводили голодных взглядов.

Охотники, погонщики и собаки - все были у них на виду, но что было львам до них, когда соблазнительная добыча находилась прямо перед ними. Они несомненно замышляли нападение, если не сейчас, то как только подвернется удобный случай, и уже предвкушали, как сытно они поужинают мясом буйвола.

Это были первые львы, встреченные охотниками за все их путешествие. Следы львов они видели, и раза два страшное рыкание раздавалось ночью около лагеря, но собственной персоной царь зверей, да еще со своей царицей, появился перед ними впервые. Естественно, что их присутствие вызвало среди молодежи немалое волнение. Не будем скрывать, что это волнение сильно походило на панику.

Прежде всего охотники трепетали за собственную жизнь, причем бушмен и кафр¹ тоже разделяли их страх. Но скоро они немного успокоились: львы очень редко нападают на людей. Им нужны только находящиеся в лагере животные, и, пока эти животные тут, львы не бросятся на их хозяев. Непосредственной опасности как будто не было, и к нашим охотникам вернулось самообладание.

¹ (Кафры - название коренных жителей Южной Африки, данное им колонистами)

Однако нельзя же допустить, чтобы эти кровожадные звери растерзали буйволов! Никак нельзя! Необходимо что-то сделать для их безопасности. Нужно немедленно построить крааль и загнать в него скотину.

Львы сидели не шевелясь, но в угрожающих позах. Они находились на порядочном расстоянии - не меньше чем в пятистах ярдах от лагеря, - и было сомнительно, чтобы они напали на буйволов, которые паслись вблизи него. Возможно, вид огромных фургонов пугал львов и пока что удерживал их от нападения. Львы или надеялись, что буйволы, щипля траву, подойдут к ним ближе, или выжидали, когда тьма поможет им подкрасться незаметно.

Как только выяснилось, что львы не собираются немедленно броситься на них, Виллем и Гендрик вскочили на лошадей, осторожно проехали позади буйволов и перегнали их на другую сторону ручья. Здесь Клаас и Ян сбили их в стадо, а тем временем остальные, включая бушмена Черныша и кафра Конго, вооружились топорами и секачами и направились к ближайшим зарослям колючего кустарника "не тронь меня".

Не прошло и получаса, как было нарублено достаточное количество кустов, которые вместе с фургонами образовали надежный крааль. Туда были загнаны лошади и буйволы - первых накрепко привязали к спицам колес, а последним предоставили свободно бродить внутри загородки. У двух концов крааля были разожжены большие костры. После этого охотники почувствовали себя в безопасности, хотя и знали, что огонь не вечно будет держать львов в отдалении. Но юноши полагались на свои ружья, а так как спать они решили под брезентовыми крышами фургонов, наглухо застегнув фартуки входов, то опасаться им было нечего. Лев должен быть уж очень голоден, чтобы рискнуть пробиться в такой крепкий крааль, а ворваться в фургон, как бы ему ни хотелось есть, он никогда не отважится.

Удостоверившись, что все меры безопасности приняты, охотники расположились у одного из костров и приступили к приготовлению обеда, вернее - обеда-ужина, потому что длинный переход этого дня помешал им пообедать раньше, и теперь обе трапезы соединились в одну.

...Все это время лев и львица не покидали выбранной ими позиции; они, казалось, ни разу не шевельнулись и терпеливо ждали приближения ночи.

Толстый Виллем и Гендрик находили, что на львов надо напасть самим, но осторожный Ганс напомнил им наказ, данный при отъезде их отцами. Наказ этот гласил: никогда не нападать на льва без крайней необходимости, а, наоборот, если только обстоятельства позволяют, непременно обходить "старого вояку" как можно дальше. Всем хорошо известно, что лев редко кидается на человека, если тот не нападает на него первый. Слова Ганса были основательны и резонны, и молодым охотникам пришлось уступить.

До захода солнца оставалось часа два. Львы неподвижно сидели на траве, и охотники пристально за ними следили. Вдруг их внимание привлек новый предмет. Вдали на равнине показалась пара удивительных животных, чуть отличавшихся друг от друга размерами и окраской. Они медленно приближались к лагерю. Оба были ростом с обыкновенного осла, а бурым или серовато-желтым оттенком шерсти сильно напоминали одного из его диких родичей. Очертания их тел были красивее, чем у осла, хотя они вовсе не казались грациозными или стройными. Напротив, фигуры их были плотны, округлы и внушительны. Обращали на себя внимание откинутые назад гривы, темные спины и длинные черные пушистые хвосты. Но главным признаком, по которому их сразу можно было отличить от всех других животных, были великолепные рога. Рога эти, фута в три длиной, прямые и тонкие, были загнуты назад и торчали почти параллельно спине. Они были черного цвета и блестели, как полированное черное дерево, а их кончики были остры, как стальные стрелы. По размеру рога двух животных несколько разнились друг от друга, но - что удивительно - у меньшего рога казались длиннее, чем у более крупного. Молодые охотники без труда определили породу этих животных. С первого взгляда они узнали прекрасного орикса, или сернобыка, - одного из прелестнейших животных Африки.

Сернобыки несомненно приближались к лагерю, двигаясь прямо на него, и были уже меньше чем в тысяче ярдов. Они, видимо, еще не заметили дыма, иначе непременно обнаружили бы признаки любопытства или испуга. К счастью, животные шли по ветру, а не то острое обоняние давно предупредило бы их о близости охотничьей стоянки. Но этого не случилось, и они продолжали тем же медленным, ровным шагом приближаться к кустам, где шесть черных дул - целая батарея ружей - ждали их, чтобы дать по ним залп.

Однако ни одному из сернобыков не суждено было погибнуть от свинцовой пули. Смерть, внезапная и страшная, ждала их обоих, но не от руки человека.

Глаза охотников, прикованные к приближавшимся антилопам, на время оторвались от львов; однако те, переменив позу, опять привлекли к себе внимание охотников. До сих пор львы сидели неподвижно, подобрав хвосты, но вдруг юноши увидели, что они разом распластались, как бы стараясь спрятаться в траве, и головы их повернулись в сторону сернобыков. Занятые созерцанием буйволов, львы заметили антилоп, лишь когда те подошли довольно близко, и теперь оба приготовились к нападению.

Но антилопы шли, не сворачивая, на лагерь, а не на львов, и они могли упустить добычу. Ведь сернобык легко спасается от льва, потому что лев тяжел и скоро устает на бегу; схватить свою жертву он может только в два-три неожиданных прыжка или же останется ни с чем. Почему, если львам не удастся улучшить свою позицию, подобравшись к антилопам на расстояние прыжка, их шансы отведать мяса сернобыков будут весьма невелики.

Львы это знали и теперь всеми способами старались поближе подобраться к антилопам. Охотники увидели, что самец тронулся с места и пополз наперерез антилопам, стараясь оказаться на их пути к лагерю. Благодаря ряду ухищрений - то низко приседая в траве, как кошка, которая охотится за куропаткой, то останавливаясь на мгновение за кустами или позади термитника, чтобы кинуть быстрый взгляд на свою жертву, то проворно перебегая к следующему холму - лев наконец достиг высокого термитника, стоявшего прямо на дороге, по которой шли сернобыки. Казалось, он был доволен своей позицией, потому что тут он остановился и тесно прижался к основанию холма. Из-за термитника в сторону антилоп высовывалась только часть его головы. Охотникам же из их засады отлично были видны вся фигура и каждое движение льва.

Но где же находилась львица? У кустов, где юноши ее впервые обнаружили, ее уже не было. Куда же она пошла? Вслед за львом? Нет. Она направилась почти в противоположную сторону. Наблюдая за действиями льва, охотники выпустили ее из виду. Теперь же, когда лев остановился, они стали искать глазами его товарку и обнаружили ее далеко на равнине. Львица продвигалась тем же способом, что и лев: то ползла по траве, то торопливо перебегала от куста к кусту, останавливаясь на мгновение за каждым из них, - и было ясно, что цель ее - оказаться в тылу у антилоп.

"Тактика" львов была теперь понятна. Лев должен был укрыться в засаде у дороги, а львица, очутившись позади антилоп, - гнать их навстречу льву; в случае же, если антилопы испугаются и побегут обратно, за ними бросится лев и погонит обезумевших от страха животных прямо в когти львице.

Маневр был точно рассчитан, и, хотя молодые люди рисковали лишиться добычи, их так заинтересовали действия хищников, что теперь они думали только о том, как бы досмотреть зрелище до конца.

Место для засады было выбрано львом очень удачно, и через несколько минут в успехе львиного предприятия не оставалось уже никаких сомнений.

Сернобыки медленно, но верно приближались к термитнику, за которым притаился лев, время от времени помахивая черными пушистыми хвостами; последнее отнюдь не означало, что они чуют опасность - просто они сгоняли мух со своих боков.

Львица успешно закончила свой большой обход и теперь кралась вслед за сернобыками, хотя и далеко позади них.

Когда антилопы подошли еще ближе, лев вобрал голову в плечи и почти спрятал ее под своей черной косматой гривой. Вряд ли они могли его увидеть, но и он уже не видел их и теперь мог полагаться только на свой слух, который должен был оповестить его о моменте, удобном для нападения.

Лев не спешил; он ждал, когда обе антилопы окажутся прямо против него, не далее чем в двадцати шагах от термитника. И вот момент этот наступил; хвост льва сделал два сильных, коротких удара, голова внезапно дернулась вперед, все тело вытянулось так, что стало чуть ли не в два раза длиннее, и в следующую секунду лев как птица взвился в воздух! Гигантским прыжком покрыв пространство, отделявшее его от ближайшего сернобыка, лев вскочил на круп обезумевшего от страха животного. Один удар мощной лапы опрокинул антилопу на землю, другой последовал почти в ту же секунду, и вот безжизненное тело сернобыка уже лежит, распростертое на траве!

Не обращая внимания на вторую антилопу или, может быть, решив расправиться с нею позже, лев сел на спину своей жертвы и, вонзив клыки в ее горло, принялся сосать теплую кровь.

Сернобык, которого повалил лев, был самец - случайно он оказался ближе к термитнику.

Самка, как только лев бросился на ее товарища, в страхе отскочила в сторону, и все думали, что она тотчас обратится в бегство. Но, ко всеобщему удивлению, этого не случилось. Не такова натура благородного сернобыка! Оправившись от первого испуга, самка повернулась лицом к врагу и, опустив голову до самой земли, выставив вперед свои длинные рога, собрала все силы и ринулась прямо на льва! Тот, упивавшийся кровавым напитком, не заметил ее. А когда он почувствовал, как два копья пронзили его, было уже поздно.

Еще несколько мгновений продолжалась беспорядочная борьба, в которой оба, и лев и сернобык, казалось, принимали участие; но движения обоих были так порывисты и картина менялась так быстро, что зрители не могли разобрать, что, собственно, происходит. Рыкания льва уже не было слышно, его заменил пронзительный голос львицы, которая, громадными скачками примчавшись на поле сражения, тотчас вмешалась в бой.

Одно прикосновение ее лапы повергло самку сернобыка на землю и положило конец битве; и вот львица уже стоит над жертвами, издавая победные крики.

Но победные ли они? Что-то в них слышится необычное, и сама львица ведет себя как-то странно. Происходит что-то непонятное... Почему молчит лев? Рев его прекратился, он лежит на боку, обхватив лапами труп самца-сернобыка, и как будто продолжает пить его кровь. Однако лев совершенно неподвижен, ни один мускул не шевелится, и даже дрожь не пробегает по его рыжим бокам; не заметно и дыхания - никаких признаков жизни.

Неужели он мертв?

Да, все тут было загадочно. Лев продолжал лежать. А львица, пронзительно воя, металась взад и вперед вокруг беспорядочной груды тел. Она и не подумала приняться за еду, хотя окровавленная добыча лежала перед ней. Вряд ли она воздерживалась из страха перед своим повелителем. Или, может быть, он действительно желал один съесть обе туши? Иногда старый самец, как эгоистичный тиран, не подпускает к пище более молодых и слабых членов своей семьи до тех пор, пока сам не наестся до отвала, оставляя им жалкие остатки своей трапезы.

Но вряд ли так было сейчас. На земле валялись две нетронутые жирные туши, которых вполне хватило бы на двоих. Кроме того, львица несомненно была товаркой льва - его супругой, - и вряд ли он стал бы так с нею обращаться. Среди человеческих существ примеры такого эгоизма, такой грубой нелюбезности, к сожалению, отнюдь не редки. Но молодые охотники никак не хотели поверить, что лев может быть виновен в подобной низости: ведь лев - воплощенное благородство! Однако что же тогда происходит?

Львица, рыча, сновала взад и вперед, то и дело наклоняясь над головой своего друга, прижимаясь носом к его носу и как бы целуя его. Напрасно! Он не отвечал ей ни звуком, ни движением. Наконец охотники, подождав еще некоторое время и видя льва по-прежнему недвижимым, окончательно убедились, что он мертв.

Он был мертв, как придорожный камень! Мертвы были и оба сернобыка. Одна львица осталась в живых после кровавой битвы. Когда в этом больше не осталось сомнений, молодые люди начали совещаться, как им поступить. Нужно было во что бы то ни стало забрать туши антилоп, но, пока львица не ушла, сделать это было невозможно.

Отгонять ее в эту минуту было бы в высшей степени опасно. Она была разъярена до безумия и бросилась бы на всякого, кто оказался бы по соседству. Злобный вид, с каким она шагала, хлеща себя хвостом по бокам, ее свирепый и решительный взгляд, громкое, грозное рыкание - все говорило о ее бешеной ярости. В каждом ее движении была угроза. Охотники видели это и благоразумно отошли поближе к фургонам на тот случай, если она вдруг двинется в их сторону.

Юноши решили подождать, пока львица не покинет мертвого льва, и тогда перетащить антилоп в лагерь. Но они ждали и ждали, а в поведении рассвирепевшей львицы не замечалось никаких перемен. Она по-прежнему ходила вокруг груды тел, не прикасаясь к тушам сернобыков. По выражению одного из охотников, львица вела себя "как собака на сене": сама не ела и другим не давала.

Это замечание, сделанное маленьким Яном, вызвало общий смех, прозвучавший странным контрастом с горестным воем львицы, от которого трепетали все животные в лагере. Даже собаки забились глубоко под фургоны или жались к ногам своих хозяев. Правда, эти верные животные, если б их натравить, мужественно ринулись бы в бой со львицей, несмотря на ее внушительные размеры. Но молодые охотники хорошо знали, что собака в когтях разъяренного льва все равно что мышь в когтях кошки. Поэтому они не собирались натравливать собак, не попытавшись сначала одолеть львицу сами. Однако от этого их удерживал Ганс и особенно наказ родителей, полученный перед отъездом из дому. Ганс считал, что связываться со львицей вообще не стоит: она скоро уйдет прочь, бросив добычу или хотя бы часть ее.

Тем не менее время шло, а львица и не думала удаляться. Отчаявшись поужинать свежим мясом, юноши снова принялись жарить кусочки вяленой говядины.

Молодые охотники только начали есть, как вдруг на поле недавней битвы явились с полдюжины гиен. Опасаясь львицы, они не подходили к тушам, но остановились невдалеке, и их голодные взгляды красноречиво говорили о том, что им нужно.

Присутствие этих отвратительных животных сильно осложнило положение. Если львица даст им поживиться антилопами, то очень скоро от туш не останется ни кусочка. Между тем охотники, хоть и потеряли надежду поужинать мясом сернобыков, все же рассчитывали, что рано или поздно оно им достанется. Невозможно было допустить, чтобы гиены уничтожили такую добычу! Их следовало держать на расстоянии, но как это сделать?

Выйти, чтобы отогнать гиен, так же опасно, как если бы охотники вздумали отгонять львицу. В этот момент Толстый Виллем и Гендрик снова вызвались на нее напасть. Ганс, как и прежде, решительно возразил, но на этот раз ему пришлось употребить все свое влияние, чтобы заставить товарищей отказаться от их необдуманного намерения.

Неожиданное заявление положило конец спору. Исходило оно от кафра Конго и состояло в просьбе разрешить ему поединок со львицей!

- Что ты, Конго! Ты же один не справишься!

- Справлюсь.

- Ты с ума сошел! Она разорвет тебя в клочки.

- Не бойтесь, Конго убьет львицу, у Конго не будет даже царапины. Вот увидите, молодые хозяева!

- Как? Голыми руками? Без оружия?

- Конго не умеет стрелять из ружья, - ответил кафр. - Но Конго знает, как ее прикончить. Он просит одного: чтобы ему не мешали. Стойте здесь, молодые хозяева, а Конго пусть сам делает свое дело. Опасности нет. Конго боится только, что вы броситесь ему на помощь, а львица такая злая! Конго это нипочем. Для него чем она злее, тем лучше - значит, она не убежит.

- Что это ты затеваешь, Конго?

- А вот увидите, увидите, как Конго убьет львицу.

Охотникам казалось, что кафр сошел с ума. По их мнению, его ждала верная гибель. Чернышу очень хотелось обвинить кафра в бахвальстве, его так и подмывало поднять Конго на смех, но он еще не забыл, как сегодня утром из-за своих насмешек попал впросак, и потому хоть и опасался, что Конго снова перещеголяет его в отваге, но на этот раз поостерегся обнаруживать свою зависть. Черныш прикусил толстую нижнюю губу и не сказал ни слова. Кое-кто из юношей, в особенности Ганс, старался отговорить Конго от его затеи, но Толстый Виллем считал, что ему надо предоставить свободу действий. Виллем лучше всех знал Конго и был уверен, что хоть тот и настоящий дикарь, но все же не пойдет на риск из одной глупой похвальбы. На него можно было положиться. Так сказал Толстый Виллем.

Этот довод в соединении с соблазном отведать мяса сернобыка решил дело. Аренд и Ганс уступили.

Конго получил разрешение идти на бой с львицей.

Приготовления его заняли очень мало времени. Он влез в фургон и минуты через три появился в полном снаряжении. Львице не пришлось долго ждать своего противника.

Вооружение кафра необходимо описать. Оно было очень простым, хотя человеку непривычному показалось бы довольно странным. Но это было обычное вооружение зулусского воина.

В правой руке он держал ассегаи, шесть штук. Ассегай - это что-то вроде пики или копья, но употребляют его иначе. Ассегай короче копья и пики, и древко его более тонко; подобно копью, стреле или пике, ассегай снабжен железным наконечником. Во время боя ассегаи мечут во врага, и часто на большое расстояние. Короче говоря, это попросту дротик, который употреблялся в Европе до изобретения огнестрельного оружия. В Южной Африке он и теперь составляет основное вооружение всех племен, в особенности кафров, которые в совершенстве им владеют. С расстояния в сто ярдов они одной рукой бросают ассегай с такой же силой и верностью прицела, с какой летит пуля или стрела.

Таких дротиков у Конго было шесть, и он быстро перебирал их тонкие древки своими длинными мускулистыми пальцами. Но не ассегай были самой замечательной частью его вооружения. Еще более удивительный предмет был надет на его левую руку. Он был овальной формы, шести футов в длину и около трех в ширину; вогнутой стороной он был обращен к телу, выпуклой - наружу. Больше всего он напоминал небольшую лодку или челнок из шкур, натянутых на деревянную раму; и действительно, из шкур он и был сделан. Это был щит, настоящий зулусский щит, но очень большой, больше тех, что употребляются в бою. Зулусские щиты легки, упруги и притом настолько крепки, что стрела, ассегай или пуля, ударившись об их выпуклую сторону, отскакивают, как от стального листа. Два прочных ремня, прикрепленных к внутренней поверхности, дают воину возможность свободно двигать щитом; поставленный стоймя, нижним концом на землю, он может закрыть собой самого высокого мужчину. Так, щит Конго целиком закрывал его тело, хотя Конго был далеко не карлик.

Не говоря ни слова, Конго вышел из лагеря; держа левой рукой свой громадный щит и ассегай - пять штук. В правую руку он взял один ассегай - тот, что предназначался для первого удара; его он держал на весу, за середину древка.

На равнине ничего не изменилось. Впрочем, за такое короткое время ничего и не могло измениться. С момента, когда кафр объявил о своем намерении, и до того, как приступил к его исполнению, едва ли прошло десять минут. Львица продолжала метаться, оглашая окрестности страшным ревом. Гиены тоже оставались на прежнем месте. Только когда кафр подошел ближе, они с испуганным воем пустились наутек и быстро скрылись за кустами.

Совсем иначе повела себя львица. Она даже не заметила приближения охотника, не повернула головы и не взглянула в его сторону. Все ее внимание было поглощено лежавшей на земле грудой тел, с которой она не сводила глаз. Своим диким ревом львица, казалось, оплакивала участь грозного владыки, лежавшего мертвым у ее ног. Как бы там ни было, но она не увидела охотника, пока он не оказался в двадцати шагах от нее.

Здесь кафр остановился и поставил стоймя свой огромный щит. Правой рукой он раскачал ассегай, метнул его - и вот уже ассегай полетел, со свистом рассекая воздух.

Ассегай вонзился в бок зверя и, дрожа, повис между его ребрами. Но это длилось только секунду. Рассвирепевшая львица извернулась, схватила древко в зубы и переломила его, как соломинку. Острие дротика осталось у нее в боку, но она не старалась его вытащить. Теперь она увидела своего врага и, издав крик мести, бросилась на него. Одним громадным скачком она покрыла три четверти пространства, лежавшего между ними, со второго скачка она была бы уже на плечах кафра, но тот приготовился к встрече, и, когда львица поднялась на дыбы, его уже не было видно! Он исчез, как по волшебству.

Если б юноши не следили за каждым движением Конго, они тоже не поняли бы, куда он делся. Но они успели заметить, что кафр скрылся под овальным выпуклым щитом, который мгновенно положил на землю. Конго лежал под ним, как черепаха под своим панцирем, изо всех сил ухватившись за ремни и крепко прижимая щит к земле.

Львица была изумлена гораздо больше, чем зрители. Прыгнув второй раз, она попала прямо на щит, и оглушительный грохот, произведенный ее падением, а также твердая и упругая поверхность, оказавшаяся под ее когтями, привели ее в полное замешательство: отскочив в сторону, она остановилась, с тревогой глядя на непонятный предмет.

Но замешательство львицы продолжалось только мгновение; разочарованно зарычав, она повернулась и побежала прочь.

Это рычание было сигналом для Конго. Он чуть-чуть приподнял щит от земли - лишь настолько, чтобы можно было разглядеть спину удалявшегося зверя. Потом Конго живо вскочил на ноги и, держа щит стоймя, приготовился бросить второй ассегай.

Как молния мелькнул ассегай и так глубоко вонзился львице в плечо, что снаружи осталось торчать только древко. С удвоенной яростью обернулась львица, снова ринулась на своего противника, но опять ударилась о твердую выпуклую поверхность щита. На этот раз она не отступила, а в угрожающей позе остановилась над странным предметом, ударяя его своей когтистой лапой и стараясь его перевернуть.

Для Конго это был опаснейший момент. Если бы львица ухитрилась перевернуть щит, бедняге пришел бы конец! Но он знал, что ему грозит смерть, и, одной рукой ухватив ремни, а другой упираясь в край щита, так плотно надвинул его на себя, что щит, казалось, присосался к нему - крепче даже, чем моллюск присасывается к днищу корабля.

Израсходовав свою ярость на несколько безуспешных попыток пробить или перевернуть щит, львица отошла на свою прежнюю позицию. Ее рычание опять послужило сигналом для Конго. Вмиг он вскочил на ноги, еще один ассегай просвистел в воздухе и воткнулся в шею львицы.

Однако эта рана тоже оказалась не смертельной, и животное, доведенное теперь до бешенства, еще раз бросилось на своего противника. Львица подбежала так быстро, что только необыкновенная ловкость помогла Конго юркнуть под свое укрытие. Еще минута - и его хитрость не удалась бы, потому что он не совсем еще опустил на себя щит, как львица уже скребла когтями его поверхность.

Тем не менее кафру удалось занять неприступную позицию, и он уже снова лежал невредимый под толстой буйволовой кожей. Разочарованная львица яростно завыла и после нескольких тщетных попыток перевернуть щит отказалась от этой затеи. Но теперь она не ушла, а в озлоблении принялась ходить кругом и наконец улеглась в трех футах от щита. Конго оказался в осаде!

Юноши сразу поняли, что Конго попал в плен. Об этом говорило поведение львицы. Хотя она была от них в нескольких сотнях ярдов, но по ее виду можно было заключить, что она решила добиться своего и, не отомстив, вряд ли покинет место сражения. Кафр очутился в ловушке.

Что, если львица так и останется лежать там? Каким образом Конго выберется тогда из своей западни? Убежать он не мог. Чуть только он приподнял бы щит, как свирепый зверь уже прыгнул бы на него. Это было ясно.

Юноши громко закричали, чтобы предупредить Конго. Они боялись, что он, может быть, не подозревает о том, что его враг совсем рядом.

Несмотря на страшную опасность, которой подвергался кафр, в его положении было что-то смешное, и молодые охотники, хотя и были озабочены развязкой, едва удерживались от смеха, глядя на эту картину.

В трех футах от щита лежала львица, не сводя с него сверкающих глаз и время от времени издавая грозное рычание. Лежал и овальный щит, скрывавший Конго, неподвижный и немой. Действительно, странные на вид противники!

Львица оставалась на страже, почти не меняя своего положения. Только хвост ее ходил из стороны в сторону и челюсти дрожали от подавленной злобы. Юноши то и дело кричали, предостерегая Конго, но из-под выпуклого щита не приходило ответа. Впрочем, кричать им было незачем. Смышленый кафр давно сообразил, где находится его враг: громкое дыхание и рычание львицы уже оповестили его о ее местонахождении, и он твердо знал, как ему действовать.

Целых полчаса длилась эта необычайная сцена; и так как львица не проявляла ни малейшего желания покинуть свой пост, то в конце концов молодые охотники решили напасть на нее или хотя бы сделать вид, что нападают, лишь бы прогнать ее прочь.

Дело близилось к закату - что же будет с Конго, когда наступит ночь? Внимание его ослабится, он может уснуть, и тогда его неумолимый враг получит все преимущества. В темноте львица его убьет.

Что-то надо было сделать, чтобы освободить кафра из его тесной тюрьмы, и немедленно.

Оседлав коней, юные охотники вскочили в седла и уже собирались тронуться в путь, как вдруг Ганс, у которого было очень острое зрение, заметил, что львица находится гораздо дальше от щита, чем была прежде. Между тем львица не двигалась; во всяком случае, никто не видел, чтобы она пошевелилась - она лежала все в той же позе. Что бы это могло значить?

- Ах! Смотрите! Щит движется!

Как только Ганс произнес эти слова, все взгляды устремились на щит.

Щит и в самом деле двигался. Казалось, он, как гигантская черепаха, медленно и упорно ползет по траве, хотя края его по- прежнему плотно прилегают к земле. Все поняли, что не какая-то невидимая сила приводит его в движение, а сам Конго.

Охотники крепко натянули поводья и затаив дыхание стали следить за происходящим.

За несколько минут щит отодвинулся от львицы еще на десять шагов. Она как будто не замечала перемены, а если и замечала, то, видимо, смотрела на непонятное ей явление с любопытством и удивлением. По крайней мере, она так долго оставалась на месте, что таинственный предмет успел отодвинуться от нее на большое расстояние.

Львица, пожалуй, не потерпела бы, чтобы щит ушел еще дальше, но для целей ее противника он был и так уже достаточно далеко. Кафр внезапно вскочил на ноги, и еще один ассегай, посланный его рукой, с шумом рассек воздух.

Этот удар оказался роковым. Львица лежала, повернувшись боком к охотнику. Прицел его был верный, и железное острие вонзилось прямо в сердце. Пронзительный вой, скоро утихший, короткая, отчаянная борьба за жизнь - и могучий зверь неподвижно растянулся в пыли.

Громкое "ура" раздалось со стороны лагеря. Юные охотники галопом поскакали к Конго, чтобы поздравить его со счастливым исходом отчаянного поединка.