Сиамец (Ш. Барнфорд)

(Отрывки из книги "Невероятное путешествие")

...В тот воскресный полдень, когда прорвало бобровую плотину, Хельви играла у реки, швыряя плоские камешки - "блинки", прыгающие по воде, и жалела, что у нее нет товарища. Нелегко соблюдать правила игры, когда состязаешься сама с собой!

Берег был крутой и высокий, поэтому девочке не грозила опасность, когда по реке вслед за первой пенистой волной, бурля, пронесся стремительный вал. Девочка стояла, зачарованно глядя на реку, думая, что надо побежать и рассказать об этом отцу. Но вдруг она заметила что-то странное, лежавшее на груде сучьев и обломанных веток, которая проплыла мимо нее под берегом и застряла в прибрежных камнях ниже по течению. Это что-то было похоже на маленького зверька. Девочка побежала вдоль клокочущей реки, чтобы рассмотреть его поближе, с трудом спустилась к воде и остановилась. На ветках действительно лежало чье-то мокрое, грязное тельце. Недоумевая, кто бы это мог быть, Хельви побежала за матерью.

Миссис Нурми хлопотала во дворе у самодельной печки, где летом варились краска для пряжи, очистки и корм для кур. Она пошла с Хельви, позвав по пути и мужа. Тот последовал за ними, как всегда неторопливо и спокойно. Вместе с женой и дочкой он молча разглядывал лежащее у их ног маленькое безжизненное тельце. Мокрая шерсть прилипла к нему, и стало видно, какой хрупкий у этого зверька череп и какой тонкий хвост. Рейно присел, легонько приложил к тельцу ладонь и внимательно прислушался.

- Стоит ли спасать утонувшую кошку? - повернувшись, спросил Рейно.

Видя умоляющие глаза дочери, мать Хельви кивнула. Отец больше не спрашивал. Подобрав кошку, он пошел к дому, попросив Хельви побежать вперед и принести сухие мешки. Положив возле печки безжизненное тельце, Нурми крепко растер его мешковиной, переворачивая с боку на бок, пока кошачья шерсть не встала дыбом и кот - а это был именно кот, пшеничного цвета сиамский кот - не стал походить на старый взъерошенный воротник. Потом Рейно плотно обернул кота мешком, а миссис Нурми раздвинула его сжатые зубы, и Хельви влила ему в горло немного теплого молока с коньяком.

По тельцу пробежала судорога, закончившаяся слабым кашлем. Хельви затаив дыхание следила, как кот судорожно икал, захлебываясь; по шерсти потекла струйка молока. Рейно положил напрягшееся тельце поперек колена и мягко нажал на грудную клетку. Кот забился, пытаясь вздохнуть, и наконец изо рта его хлынул целый фонтан воды.

С довольной улыбкой Рейно передал дочери завернутого в мешок кота, заметив, что следует держать его в тепле и покое, если она все еще уверена, что кот ей нужен.

Хельви пощупала печь; она еще не остыла, хотя огонь давно погас. Тогда она сунула кота в духовку, оставив дверцу открытой. Когда ее мать отправилась в дом готовить ужин, а Рейно - доить корову, девочка, скрестив ноги, уселась на землю у печки, озабоченно посасывая конец белокурой косички и не спуская глаз с кота. Время от времени она совала руку в духовку, запускала пальцы под мешковину и гладила мягкую шерстку; она чувствовала, что кот понемногу пробуждается к жизни.

Через полчаса Хельви была вознаграждена: кот открыл свои голубые глаза. Девочка наклонилась и заглянула в них; зрачки были не больше булавочной головки. Хельви стала гладить кота, он зашевелился, и наконец она услышала хриплое, слабое мурлыканье.

Еще через полчаса гладкий, довольный сиамский кот, мурлыча, лежал у девочки на коленях. Он уже вылакал два блюдца молока и вылизал себя с ног до головы.

Пока семья Нурми ужинала, сидя вокруг свежевыскобленного соснового стола, кот прикончил миску накрошенного мяса и стал крутиться под ногами, подняв хвост, странно заунывно мяукая и пристально глядя на людей. Кот очаровал Хельви: она то и дело брала его на колени, восхищаясь его воспитанностью.

На ужин семья Нурми ела свежую щуку, приготовленную по-фински, с головой, и обложенную обжаренным картофелем. Хельви положила голову рыбы и часть картошки в миску кота. Г олова быстро исчезла, за ней последовала картошка, и наконец, придерживая миску лапой, кот вылизал ее дочиста. Насытившись, он растянулся, выставив передние лапы так, что стал похож на тигра. Потом вспрыгнул к Хельви на колени, свернулся клубком и громко замурлыкал.

Его поведение заслужило полное одобрение родителей, хотя до сих пор они не держали животных, которые не окупали бы себя и жили бы где-нибудь, кроме сарая или конуры.

Впервые в жизни у Хельви появился питомец. Когда она понесла кота в свою комнату спать, тот непринужденно и привычно устроился на плече девочки. Хельви поднялась по крутым ступенькам лестницы, ведущей в маленькую комнатку на чердаке. Там она сделала коту мягкую постель в старой деревянной люльке, и он улегся, довольный и сонный, положив, как ни странно, свою мордочку на кукольную подушку.

Девочка проснулась ночью от громкого мурлыканья над самым своим ухом и почувствовала, что кот топчется у нее за спиной. Порыв ветра швырнул Хельви в лицо несколько капель холодного дождя, и она поднялась с постели, чтобы затворить окошко. Вдалеке послышался тонкий и пронзительный плач волка. Звук был так слаб, что тут же угас, унесенный ветром. Девочка улеглась, дрожа от холода, и придвинула поближе теплого, мягкого кота.

Утром, когда Хельви отправилась в школу, кот лежал на подоконнике между горшками с геранью, съев до того большую тарелку овсяной каши. Шкура его блестела на солнце, и он сонно ее вылизывал, следя глазами за миссис Нурми, входившей и выходившей из дома.

Но когда миссис Нурми вышла во двор с корзиной выстиранного белья и оглянулась на кота, тот встал на подоконнике на задние лапы, опираясь передними на стекло, и, очевидно, замяукал - рот его беззвучно открывался и закрывался. Миссис Нурми поспешила назад, опасаясь за свои герани, и отворила дверь, в которую кот уже скребся; женщина была уверена, что он убежит. Вместо этого кот пошел за ней следом к бельевой веревке и, мурлыча, уселся у корзины.

Так и ходил он за ней взад и вперед, от дома к печке во дворе, от курятника к хлеву. И если миссис Нурми случайно не впускала его куда-то, кот жалобно вопил.

Это продолжалось целый день; гость следовал как тень за Нурми и его женой. Иногда он вспрыгивал бесшумно на сиденье конных грабель или на мешок с картофелем, на ясли или крышку колодца и оттуда неотрывно следил за супругами.

Миссис Нурми растрогало то, что кот нуждается в людском обществе. Он вел себя совсем не так, как другие кошки, и женщина приписала это его заморскому происхождению. Но мужа ее было не так-то легко провести: он уже заметил странно пристальный взгляд голубых глаз кота. Когда ворон, пролетая над котом, передразнил его, тот и не взглянул вверх. Позже, сидя в хлеву, кот не обратил никакого внимания на шорох в соломе позади себя. Тогда Рейно понял, что кот оглох.

Большую часть пути от автобуса до дома Хельви бежала; увидев кота, вышедшего ей навстречу, девочка радостно схватила его на руки. Вечером, когда Хельви делала свою работу по дому, кот, легко сохраняя равновесие, сидел на ее плече. Девочка покормила кур, собрала яйца, принесла воды и затем села за стол нанизывать сухие грибы. Перед ужином девочка спустила кота на пол и убедилась, что отец прав: кот не слышал, хотя и вздрагивал и поворачивал голову, если она хлопала в ладоши или роняла на пол даже небольшой камешек, - очевидно, ощущал вибрацию воздуха.

После ужина, когда со стола была убрана посуда, родители присели у печки, а дочь стала читать им вслух книгу, взятую ею в передвижной библиотеке. В этот час редкого отдыха только тихий голосок ребенка звучал в суровой тишине скромного жилья. Девочка читала о сиамских котах-мореплавателях, которых люди брали в кругосветные путешествия. Матросы сплетали для них маленькие гамаки и подвешивали рядом со своими койками; читала она и об отряде гордых сиамских крысоловов, бдительно патрулировавших портовые склады Гавра. Затем воображение перенесло слушателей во дворцы далекого Сиама, где сторожа-коты грациозно и бесшумно ходили на длинных обезьяньих лапах по покоям с фонтанами, и подушечки их лап столетиями полировали мозаику полов; где сиамские принцессы, собираясь купаться, снимали с пальцев свои кольца и перстни и нанизывали их на хвосты котам, сопровождавшим их, а те, гордясь оказываемым им доверием, сгибали кончики хвостов, чтобы не уронить кольца, и со временем у благородных сиамских котов кончики хвостов так и остались странно загнутыми.

Супруги Нурми, слушая все это с изумлением, видели, что на тряпичном половичке у их ног лежит в царственно непринужденной позе один из таких котов - настоящий сиамец. Его знаменитый хвост лениво подергивался; похожие на драгоценные камни глаза глядели на руку их дочери, когда она переворачивала страницы книги, в которой рассказывалось о его предках. И все члены семьи по очереди с восхищением трогали изогнутый кончик кошачьего хвоста, чтобы воочию убедиться в правдивости предания.

Затем Хельви дала коту молока, которое он выпил с достоинством и снисходительностью, и понесла Сиамца к себе наверх спать.

Эту и следующую ночь кот провел спокойно, свернувшись клубком в объятиях Хельви, а днем, когда девочки не было, повсюду следовал за ее родителями: ходил по пятам за миссис Нурми, когда та искала в роще поздние грибы, потом сидел на крылечке и играл зернышками кукурузы, которую она лущила. Кот увязался за Рейно и его рабочей лошадью, когда те отправились через поле в лес, и там взобрался на свежесрубленный пень, остро пахнущий смолой. Он вертел беспрерывно головой, внимательно следя за каждым движением человека и лошади. Потом, усевшись у двери хлева, кот наблюдал, как Рейно чинит сбрую и смазывает капканы.

Когда в середине дня возвращалась Хельви, Сиамец уже ждал ее, загадочный и прекрасный. Казалось, он появился здесь неведомо откуда для того, чтобы скрасить их унылые будни!

А на четвертую ночь, лежа за спиной Хельви, кот забеспокоился и затряс головой. Жалобно мяукая, он скреб лапами уши. Потом он улегся, громко мурлыча и тычась головой в руку Хельви - его шерсть вокруг ушей была мокрой. Поглядев на остроконечные треугольники кошачьих ушей, выделявшиеся на фоне окна, Хельви заметила, как они трепещут при каждом, даже слабом звуке - Сиамец снова слышал. Девочка заснула, радуясь этому событию.

Среди ночи Хельви внезапно открыла глаза, словно почувствовала, что за ее спиной больше нет теплого комочка, и увидела, что кот сидит на подоконнике и смотрит в отворенное окно на высокие темные деревья.

Едва Хельви протянула к нему руку, как Сиамец прыгнул и мягко упал на землю. Девочка выглянула из окна и позвала его. Кот впервые повернул голову на ее голос, глаза его при этом сверкнули, отражая свет луны. Но он тут же отвернулся, и Хельви с горькой уверенностью поняла, что больше не нужна ему.

Сквозь набежавшие слезы девочка следила, как Сиамец, точно ночной дух, крался к реке. Вскоре он исчез в темноте.

Кот был проворным и умелым путешественником. Для него не составило труда найти след собак, свернувших от реки на запад. Задерживал кота только дождь.

Во время ливня он сиротливо сидел под каким-нибудь укрытием, прижимал уши к голове, глядел перед собой в смертельной тоске косящими больше, чем когда-либо, глазами и ожидал, когда упадет последняя водяная капля. Только тогда он отваживался выходить из-под укрытия. Потом он с отвращением выбирал дорогу среди мокрых кустов и в траве, все время останавливаясь и отряхивая лапы.

Кот продвигался вперед неслышно. То тут, то там чуть шевелились ветки или раздавался короткий шелест сухого листка, но ни разу не хрустнула ни одна хворостинка и не покатился ни один камешек под его уверенными, бесшумными шагами.

Кот видел все и всех, а его не видел никто. Многие звери и не подозревали, что из зарослей или с дерева на них устремлен холодный изучающий взгляд.

На рассвете он подошел почти вплотную к оленю, спокойно пившему воду из озера; он видел острый нос и блестящие глаза лисицы, пытливо выглядывавшей из кустов; смотрел на мускулистые, гибкие тельца и злобные, неприятные мордочки норок и куниц. Однажды, взглянув вверх, он заметил высоко над собой, в развилке голых ветвей березы, голову каменной куницы, похожей на выдру; он видел, как животное прыгнуло, взмахнув пушистым хвостом, преодолело сразу пятнадцать футов¹ и скрылось в зеленом сумраке качающейся сосны. В другой раз, отдыхал на суку дерева, кот презрительно глядел, как под ним бесшумно крался вдоль дороги тощий серый волк.

¹ (1 фут≈0,3 м)

Извечный инстинкт говорил Сиамцу, что не нужно оставлять за собой следов. Остатки добычи, которую он с такой ловкостью убивал, кот зарывал в землю и прикрывал сверху листвой; так же аккуратно он убирал свои испражнения, наскребая на них свежей земли. Спал он немного и чутко, где-нибудь высоко, в густой кроне хвойного дерева. Там он ничего не боялся.

На рассвете второго дня странствия он вышел напиться на берег заросшего камышом озера. Он прошел футах в ста от сооруженного из веток шалаша, в котором, согнувшись, сидели двое мужчин с ружьями на коленях и лежала индейская собака чизапикской породы. Перед шалашом на воде качалась целая флотилия чучел, очень похожих на настоящих уток.

Когда, бесшумный и невидимый, кот крался мимо, собака беспокойно зашевелилась, тихонько повизгивая, и привстала. Один из мужчин прикрикнул на нее, и она снова улеглась, но навострила уши.

Некоторое время кот пристально смотрел на собаку из камышей, потом высоко поднял хвост так, чтобы кончик его торчал из травы, покачиваясь из стороны в сторону. Некоторое время кот наслаждался бессилием расстроенной собаки, потом, повернувшись, стал пробираться к берегу, где его длинное тело увидел в бинокль один из мужчин.

- Сюда, кис, кис! - позвал он неуверенно.

И снова:

- Киска, кис, кис, сюда! Кис!

Но кот не обращал на него никакого внимания. Свернув розовый язык трубочкой, он нарочито медленно лакал воду. Теперь его звали двое, недоверчиво, сдавленно смеясь. Кот поднял голову и взглянул в сторону шалаша. Слыша удивленные человеческие голоса, кот - искусный притворщик - изящно отряхнул по очереди каждую лапку, осторожно слез с камня, стоя на котором пил воду, и, чрезвычайно довольный, скрылся из вида охотников.

Ранним туманным утром, продолжая идти по следу собак, кот обнаружил кроличью шкурку и остатки потрохов, совсем свежие. Обнюхав камни вблизи, кот понял, что собаки провели здесь ночь, а потом пошли по тянущемуся на несколько миль болоту, заросшему ельником и кедрачом. Их путь лежал то по влажной топи, то по сухому грунту, усыпанному хвоей. Это были мрачные места, и кот, встревожась, часто оглядывался, как будто опасаясь, что за ним следом кто-то идет. Несколько раз он взбирался на дерево и выжидающе наблюдал за окрестностями, сидя на ветке. Но тот, кого он чуял или угадывал, проявлял не меньшую хитрость и не показывался.

Кот все время был настороже, ощущая каждым нервом, что его преследует враг. С облегчением увидев, что полоса густого мрачного леса кончается, он побежал быстрее. Впереди уже виднелся просвет голубого неба - значит, недалеко открытое место.

Впереди, поперек оленьей тропы, по которой бежал кот, лежало старое упавшее дерево. Он вспрыгнул на ствол, на мгновение задержался, и тут каждый волосок на его теле встал дыбом: он явственно услышал и учуял совсем рядом преследующее его животное. Не мешкая ни секунды, кот прыгнул на стоявшую рядом березу и повис над ней, вцепившись в ствол когтями и оглядываясь на тропинку.

Так же мягко и неслышно, как он сам, по тропе шла громадная кошка. Но она отличалась от обычной домашней кошки не меньше, чем отличался от нее он, Сиамец. Кошка на тропе была почти вдвое больше обычной, коренастая и тяжелая, с коротким, будто обрезанным, хвостом и толстыми мохнатыми лапами. По светло-серой, с рыжеватым оттенком, шерсти шли редкие, более темные крапинки. Голова зверя отличалась от головы обычной кошки разве что меховым ошейником да кисточками, торчавшими над ушами. Но морда его была свирепой и жестокой, и кот инстинктивно почувствовал, что перед ним - природный убийца, намного превосходящий любую кошку по силе, свирепости и ловкости.

Кот вскарабкался на молодую березку как можно выше и прильнул к тонкому стволу, который раскачивался под его тяжестью. Рысь увидела Сиамца и остановилась посреди тропы, приподняв тяжелую лапу и пристально глядя вверх злобными сверкающими глазами. Сиамец прижал уши и ядовито зашипел, потом быстро огляделся, прикидывая, где можно спастись.

Легким прыжком рысь очутилась на сваленном дереве, и еще одну минуту две пары глаз с ненавистью впивались друг в друга. Сиамец издал низкий, свистящий звук, охлестывая себя хвостом по бокам. Рысь перепрыгнула на березу и обхватила лапами ствол. Потом, впиваясь в него длинными когтями, она полезла вверх к коту, который отступал, пока было возможно, раскачиваясь на угрожающе тонком суку. Верхушка дерева все больше сгибалась, и кот еле-еле удерживался на самом кончике своей ветки.

Рысь вытянула лапу, но не достала до кота. Кот тоже махнул лапой. Ветвь под ним раскачалась так сильно, что он не удержался и упал, но, перевернувшись в воздухе, приземлился на лапы. В нескольких метрах от себя он услышал глухой удар от падения тяжелого тела: дерево, выпрямляясь, сбросило рысь почти одновременно с котом, но более грузное животное ударилось сильнее и чуть замешкалось. Доля секунды, пока рысь, переводя дух, стояла на месте, дала коту небольшое преимущество, и он как стрела понесся по узкой оленьей тропе. Почти тотчас услышал он вплотную за собой прыжки рыси. Повернуться и сражаться было бесполезно. Это был не глупый медведь, которого можно обмануть и запугать, а такой же коварный и безжалостный зверь, каким был сам кот по отношению к другим, более мелким животным.

Удирая, кот знал, что бежать бессмысленно. В отчаянии вспрыгнул он на ствол сосенки, но деревце было молодое и недостаточно высокое, чтобы его укрыть.

Враг поступил на этот раз хитрее: он взобрался только до половины ствола и начал раскачивать гибкое деревце из стороны в сторону, стараясь стряхнуть кота вниз. Положение было отчаянное. Дождавшись, когда качающееся дерево наклонилось к земле, кот весь собрался, так что стал похож на свернутую пружину, и метнулся вниз. Рысь тоже была ловка, но на волосок промахнулась, и кот, резко свернув в сторону, помчался в обратном направлении. Вдруг прямо перед собой в пригорке он увидел кроличью нору и пулей влетел в нее. Теперь когти рыси были ему не страшны.

Кот втиснулся в нору как можно глубже и сжался в комок. Нора была настолько узка, что он даже не мог повернуться. Рысь, добравшись до норы, согнулась и засунула в нее лапу. К счастью, она оказалась коротка, тогда рысь опустила голову и опрометчиво заглянула в отверстие. Ей тотчас пришлось отпрянуть в бессильной ярости: из норы прямо ей в морду ударил фонтан земли - кот, работая задними лапами, вышвыривал землю наружу.

Рысь временно отступила, и на поляне воцарилась тишина. Все выглядело мирным и спокойным, лишь сердце у несчастного, попавшего в ловушку кота дико колотилось. Через несколько мгновений рысь своими мощными передними лапами начала разрывать землю вокруг входа в нору и так увлеклась этим, что ничего вокруг не слышала и не замечала.

Она не чуяла, как с подветренной стороны к ней неслышно приближался мальчик. На нем была ярко-красная курточка, в руках он нес ружье. Мальчик двигался бесшумно не потому, что увидел рысь, а потому, что выслеживал оленя. Он и его отец продвигались параллельно, давая друг другу знать о себе условленными сигналами. Мальчик был очень взволнован и горд, ибо впервые отец счел сына достаточно взрослым, чтобы взять его на охоту и доверить ему ружье.

Неожиданно мальчик увидел большую разъяренную кошку, с рычанием разгребавшую грунт, в то время как на нее откуда-то непрерывно сыпалась земля.

Внезапно рысь повернулась и заметила мальчика. Она пригнулась, рыча, и без страха, с ненавистью глянула ему в глаза. Мгновение - и рысь прыгнула, готовая и к бою и к бегству, и в тот же момент мальчик быстрым движением поднял ружье и, не целясь, выстрелил. Рысь перекувырнулась в воздухе и ударилась о землю, с жутким свистом выпустив воздух из легких. Дернулись передние лапы, по телу пробежала последняя судорога - рысь была мертва.

Мальчик подошел к неподвижному зверю. Он слегка дрожал, будучи не в силах забыть злобный, свирепый взгляд рыси, которая лежала перед ним, обнажив белые клыки.

Мальчик стоял и глядел на рысь, ожидая отца, который уже бежал, задыхающийся и взволнованный, окликая на бегу сына. Мужчина остановился, пораженный, увидев сначала рыжевато-серого зверя, распростертого на сосновой хвое, а уже потом бледное лицо сына. Отец перевернул зверя и обнаружил маленькое аккуратное отверстие, куда вошла пуля.

- Точно в сердце!

Он поднял глаза, усмехнувшись, и мальчик тоже неуверенно улыбнулся. Сын перезарядил ружье и привязал к ветке свой носовой платок, чтобы при возвращении легче было найти место, где лежала рысь.

Потом, оживленно переговариваясь, люди ушли по тропе, а кот, сидя в кроличьей норе, слушал, как удалялись их голоса.

Когда все стихло, кот, пятясь задом, вылез из норы. Он был весь грязный, поэтому, не обращая никакого внимания на мертвого зверя, Сиамец уселся шагах в десяти от него и принялся невозмутимо чистить себя от кончика хвоста до носа. Закончив туалет, он с наслаждением потянулся, потом презрительно повернулся к рыси спиной и задними лапами засыпал ей морду землей.

После этого он пустился в путь, хладнокровный и самоуверенный, как всегда.