Робинзон (Ф. Марза)

Он чувствовал, что вода наполняет его уши, чувствовал страшный шум в голове, а во рту отвратительный вкус. Потом что-то ударило его, и с инстинктом, свойственным его породе, он схватился за это "что-то" всеми своими когтями.

Раздался треск, что-то взлетело к самому небу - и он остался один на лоне взволнованной воды. Он и стул, за который он отчаянно цеплялся.

Через некоторое время он вскарабкался выше и сел на сиденье плясавшего стула, а луна, выглянувшая на миг из-за облачной дымки, ярко осветила кота с плоской головой, прижатыми ушами и зелеными-презелеными, злобно сверкавшими глазами.

Пароход, его пароход, на котором он жил и где по-свойски расправлялся с крысами, - этот пароход исчез в несколько минут так бесследно, точно никогда его и не было.

Каким образом, почему? Этими вопросами кот не интересовался.

Выражая свирепым ворчанием свое неудовольствие, он напряженно прислушивался в то же время к слабому скрипу весел в уключинах, удалявшемуся в ночи, да, удалявшемуся, а не приближавшемуся.

На мгновение им овладела дикая мысль поплыть в ту сторону, откуда шел этот звук. Но врожденная осторожность кошачьей породы удержала его от этого безумного шага.

И он остался. Он сидел, крепко уцепившись когтями, и фыркал на соленую воду, брызги которой попадали ему в глаза.

Он мог и умел ждать с тем изумительным кошачьим, превосходящим всякое воображение терпением, которое приобрел с молоком матери.

Внезапно стул подскочил, закачался из стороны в сторону, дернулся вперед и сел на мель с таким толчком, что кота подбросило высоко в воздух, и он птицей перелетел далеко на берег.

Он лежал, не шевелясь, распластавшись на песке и ожидая, в каком новом образе смерть налетит на него из мрака ночи. Довольно большая волна едва-едва докатилась до него, но он все же отполз подальше, отряхивая лапы с природной ненавистью к воде. Потом на мгновение замер и... сгинул, исчез, испарился, как дым.

Но он ушел недалеко. Первая же ямка на берегу, под кустиком остролистой травы, послужила ему убежищем. Там, укрытый от гадкого ветра, он свернулся клубком и стал ждать рассвета, то чутко дремля, то стараясь очиститься от приставшего к нему, вероятно еще на пароходе, смолистого вещества.

Рассвет наконец наступил, и наш кот - великолепный полосатый Робинзон - отправился прочь от берега исследовать местность, куда его закинуло кораблекрушение.

Он нашел песок и колючую траву, песок и камни, песок и ветер. Больше ничего. В ложбинах между холмами он ничего не видел, кроме быстро несущихся по небу серых туч, а на гребнях холмов он ничего не видел из-за туч песка. Песок засыпал ему глаза, забирался в рот и прилипал к его шерсти, еще не вполне освободившейся от смолистого вещества. Он тихо ворчал, стараясь очиститься.

Наконец песчаные холмы кончились. За ними начиналось болото, мокрое и пустынное.

Кот Робинзон внимательно поглядел вперед через болото - вода, и больше ничего. Он повернулся и посмотрел на восток. Там он тоже увидел мерцающий блеск воды. Тогда он посмотрел на запад, где на горизонте последние тени ночи убегали от победоносного дневного света. Но и там он не увидел ничего для себя утешительного.

Он был, очевидно, на острове, и ему не от кого было ждать помощи и не на кого было надеяться, кроме как на самого себя.

Покончив с обзором, кот Робинзон медленно пошел на восток вдоль края болота, пока не дошел до маленькой бухты, окруженной мягким мокрым песком. Во время пути он встретил только одного кролика, который немедленно обратился в бегство. На кролика кот не обратил внимания. Но зато большой деревянный сарай на берегу сразу заинтересовал его, и к этому сараю он поспешил.

Рядом с сараем лежала большая лодка, перевернутая вверх дном и прикрытая брезентом. Сам же сарай был под крышей из оцинкованного железа, а стены сарая отличались той солидностью, которая характеризует казенные и железнодорожные постройки.

Это действительно был таможенный пост, наблюдательная станция. Но нюх безошибочно сказал коту, что здесь очень давно не было ни одного человека.

Он решил обойти сарай кругом и едва обогнул первый угол, как что-то заставило его резко остановиться.

Прямо перед собой он увидел пару кошачьих глаз. Эти глаза принадлежали кошке, которая шла навстречу. Они чуть не наскочили друг на друга, но одновременно остановились и застыли, словно окаменели. Можно было подумать, что они решили больше не двигаться с места. Молчание между ними стало напряженным, как туго натянутый канат. А раздражающие крики чаек наверху да тихий непрерывный рокот моря еще более подчеркивали эту напряженную тишину.

Ни кот, ни кошка точно не знали, зачем они явились сюда. Но в глазах кошки был какой-то странный огонек, который не понравился потерпевшему крушение Робинзону. Поэтому, когда она выпустила когти и попыталась оцарапать его морду, он стремительно откинул голову назад, чтобы показать, что он начеку и не зевает. А когда она вдруг прыгнула на него, злобно ворча, он оказался на метр дальше - только и всего.

Кошка нападала три раза, и все три раза Робинзон менял место так стремительно, что казалось, будто он и не двигался. Он даже не был похож на живого кота. И его мертвое молчание еще усиливало это впечатление.

Разумеется, будь перед ним кот, а не кошка, события приняли бы иной оборот. От кота он не потерпел бы такой обиды. Но перед ним была представительница прекрасного пола, и он ограничился пассивной самозащитой.

После неудачных атак кошка убежала, опустив нос к самой земле, точно разнюхивая и отыскивая что-то.

В течение следующего часа кот Робинзон несколько раз видел ее; она продолжала деловито обнюхивать землю.

К этому времени он почувствовал голод и мучительную жажду. Он рыскал по острову, стараясь найти воду, но напрасно. Он вновь и вновь возвращался к сараю и каждый раз обнаруживал там кошку. Сарай было легко найти благодаря большому флюгеру, который без устали вертелся на своем шпиле и скрипел глухо и заунывно.

Вдруг кот беспокойно забегал с места на место, лихорадочно обнюхивая все вокруг. Но он все время возвращался к одной стене сарая. Кошка проделывала то же самое.

Оба они, кот и кошка, чуяли воду; но его нюх был гораздо тоньше, чем ее, и он знал, что вода не снаружи, а внутри сарая. Робинзон попробовал вскарабкаться на стену. Потом попробовал прыгнуть на нее. Еще раз, еще раз. Всякий раз он падал обратно на землю, и только слышно было, как когти царапали гладкую стену.

Утомленный этими напрасными усилиями и терзаемый жаждой, он провел ночь, как в кошмаре, среди дикого воя ветра и безумных криков странной кошки, которая бродила как помешанная по пустынному берегу этого забытого островка.

Кот Робинзон ворчал на нее, сидя в ямке среди травы, где он был защищен от ветра; в конце концов он задремал, довольный тем, что кошка, очевидно, не знает в точности, где он находится.

Обыкновенных кошек, ведущих себя как подобает добропорядочным представительницам кошачьей породы, он понимал и умел с ними обращаться. Эту же сумасшедшую, с глазами, каких он никогда в жизни не видал, он не понимал и горячо желал никогда ее больше не увидеть. Кто знает, на что способна кошка с такими глазами? Откуда она явилась и зачем она здесь?

День занялся сумрачный, все с тем же неистовым ветром, который, по-видимому, постоянно дул здесь, но без дождя, в случае которого дождевая вода могла бы скопиться на брезенте, покрывавшем лодку. Тогда кот мог бы утолить свою мучительную жажду. Вероятно, именно таким способом черная кошка и поддерживала до сего времени свою жизнь на этом безводном острове.

Но этот рассвет принес с собой только разноголосый гомон птиц. Выглянув из своей ямки, кот увидел множество длинноногих пернатых, прогуливавшихся по мелкой воде у берега и толпившихся на берегу.

В другое время это зрелище заставило бы его сердце радостно забиться. Увы, теперь его слишком мучила жажда, чтобы он мог думать о чем-либо другом, кроме воды. Скорее всего, птицы совершали свой обычный перелет на юг. Но кота это не интересовало. Он знал только, что ему необходимо найти воду.

В своем отчаянии, потому ли, что больше нечего было делать, или потому, что к этому его побуждала привычка всей жизни, он опять отправился к единственному предмету на острове, связанному с представлением о людях, - к сараю. И опять начал обходить его кругом.

Это было бесцельное странствование, несмотря на то что накануне он явственно слышал там запах воды. Однако на этот раз, обходя сарай, он совершенно случайно заметил нечто такое, что привело его в сильное волнение.

В песке под одной из стен зияло отверстие. Это кролик, тот единственный кролик, которого он видел, ночью прорыл там узкий туннель.

В одно мгновение кот очутился у отверстия, яростно поводя носом. А еще через десять секунд его хвост понемногу стал исчезать в туннеле.

Проход был страшно тесный, и коту понадобилось добрых десять минут, чтобы пробраться через него, отчаянно работая когтями. Но наконец он стоял в сарае и горящими зелеными глазами озирался в царившем там полумраке.

Он был один, потому что кролик давно ушел тем же путем, каким пришел... Две лодки висели на блоках над его головой. Кругом валялись целые груды весел, мачт, спасательных шлюпок и других принадлежностей, от которых пахло дегтем.

Но что ему было до всего этого? Воздух был полон запаха пресной воды. Он бросился искать ее, как терьер, который разыскивает крысу в риге.

И он нашел воду. Сначала чан, плотно прикрытый крышкой, с небольшим отверстием для ковша. А затем доверху полный резервуар, в который он чуть не свалился, торопясь скорее добраться до воды.

Он пил долго и жадно, с наслаждением, как пьют только кошки; потом отошел, посидел несколько минут неподвижно, точно отдыхая, и опять стал пить. В конце концов жажда была окончательно утолена, и он смог произвести осмотр сарая, добросовестно обнюхав все уголки и закоулки, как полагается коту.

Когда он закончил осмотр, он вдруг почувствовал, что находится в сарае не один. И тут же услышал шум, заставивший его застыть в мертвой неподвижности, шум, производимый кошкой, которая пробиралась в сарай тем же ходом, что и он. Так как она была более тощей, то должна была пробраться через туннель без особого труда. Однако что-то мешало ей. Он слышал, как она ворчала, фыркала, огрызалась, плевалась и неожиданно вскрикнула один раз. Стало ясно, что она не одна, точнее, что она отчаянно борется с кем-то, находящимся сзади нее. А такая борьба - дело довольно безнадежное в узком лазе, где она не могла даже повернуться. Звуки, которые она издавала, заставляли думать, что она умрет на месте, так и не протиснувшись через туннель.

Прижавшись к земле и навострив уши, кот бесшумно начал двигаться в сторону лаза и скоро очутился почти у самого его отверстия, заботясь только о том, чтобы его не могли ни увидать, ни услыхать, хотя запах, разумеется, мог выдать его. Но с этим уж приходилось мириться.

Он понимал, что кошка спешит к воде по его следу. Но кто же враг, напавший на нее? Подобрав под себя сильные задние лапы, он прижал к голове уши, выпустил когти и оскалил желтые зубы, готовый к прыжку. Если предстоит сражение - пусть. Он был готов. Он был готов напасть первым, если на то пошло, ибо он знал, что нападение врасплох - лучший путь к победе.

Вот из лаза появилась голова кошки с прижатыми ушами. Кошка отчаянно старалась вылезть из дыры. Глубоко запуская когти в землю, она делала колоссальные усилия, словно преодолевая сопротивление кого-то, кто держал ее сзади и не пускал. Неужели она так и не выберется? Неужели она умрет в этой дыре, заткнув ее своим телом, подобно тому как пробкой затыкают горлышко бутылки?

Поистине было страшно смотреть, когда сантиметр за сантиметром она отчаянно вытаскивала свое туловище из прохода. И все это время кот сидел, не шевелясь, напрягшись, как пружина, и только глаза его горели в темноте.

Наконец она вылезла и резко отбежала как можно дальше от дыры. Почти в тот же миг, следом за ней, выскочило темное взъерошенное существо - самая крупная крыса, какую когда-либо видал наш кот.

Крыса даже не огляделась и не посмотрела, есть ли кто-нибудь еще в этом тихом сарае, кроме кошки, на которую она только что напала, увидев, что та слаба и почти умирает от жажды. Ведь крыса была не одна - за ней следовали другие.

Кот не стал ждать, когда они появятся. Быстрее, чем падает дверца захлопывающейся мышеловки, он прыгнул. И не промахнулся. Он был слишком опытным охотником, чтобы промахнуться. Когти его глубоко вонзились в живое мясо, и исполинская крыса, прижатая к земле, подняла голову и испустила страшный протяжный писк, похожий на вопль.

Но она не только вопила, она, матерая крыса-самец, вступила в борьбу. А из лаза появились спешившие на ее зов товарки со злобно сверкающими глазами.

Это была страшная битва.

Кот знал, на что способна обезумевшая от жажды крыса, и поэтому, сколько исполинская крыса ни кусалась, ни царапалась, он мертвой хваткой держал ее в когтях. Ее ярость и свирепость были поистине страшны. Она так извивалась, что казалось, вот-вот вырвется, пожертвовав той частью спины, которая была в лапах кота. Она готова была вытерпеть любую боль, лишь бы удалось перевернуться, подскочить и вцепиться зубами в горло врага.

И кот знал это; теперь он вонзил в нее и зубы. Пронзительный вопль - и голова исполинской крысы безвольно повисла, качаясь из стороны в сторону, но длинный хвост еще несколько раз ударил по полу.

Кот выпустил приконченного противника и отскочил - как раз вовремя, чтобы встретить атаку еще двух крыс. Они были маленькие по сравнению с первой, но совсем обезумевшие от жажды - самого страшного бича для крыс.

Быстро, как молния, мелькнула правая лапа кота, и ближайшая крыса осталась лежать на полу, скорченная и бездыханная. Следующую крысу кот встретил обеими лапами и зубами. Она не успела даже пикнуть. Еще одна крыса, пошедшая было в атаку, тоже была задушена.

Коту показалось, что он остался один. Все крысы точно сгинули. Но, повернувшись к резервуару с водой, он увидел, что две крысы беспомощно плавают в нем, а еще несколько стоят снаружи. Когда же он перевел взгляд на чан, глазам его представилась совсем неожиданная картина: три крысы и странная кошка мирно, бок о бок, утоляли жажду.

У кота хватило сообразительности подождать, пока крысы напьются вволю. Если бы он этого не сделал, то крысы скорее разорвали бы его на части, чем допустили встать между ними и водой. Выбора у них не было: утоление жажды было для них вопросом жизни и смерти, и ради воды они пошли бы на что угодно. На то они и крысы.

Когда крысы напились, они, не видя необходимости подвергать себя ненужному риску, предпочли вместо сражения обратиться в бегство. И мгновенно исчезли. Если бы не трупы их сородичей, можно было бы подумать, что никогда тут и не было никаких крыс.

Кот оглядел поле сражения. Многих крыс он знавал на своем веку, но не видал таких сумасшедших, особенно как та исполинская крыса, которая явилась первой. Это были, без сомнения, крысы, спасшиеся, как и он, после кораблекрушения. Если они не околели от жажды, то только потому, что на стеблях травы и в углублениях между камней находили влагу, собирали ее по каплям и кое-как существовали.

Когда с крысами было покончено, кот вспомнил о кошке. Снова насторожившись, он был готов, если нужно, отразить ее враждебные действия. Но теперь в этом не было нужды. Странное выражение в ее глазах исчезло вместе с жаждой. Она ответила на его взгляд ясным, дружелюбным взором. А затем, подняв хвост трубой, подошла к нему, нежная и ласковая, и что-то замурлыкала.

Теперь они живут на этом острове вдвоем: кот и кошка, да еще множество славных котят. И если вам когда-либо доведется попасть туда, вы их непременно там найдете.