Кутька

Рис. 1

Я - клоун. А знаете ли вы, как трудно быть настоящим клоуном? Нет, это не тот человек, который покажет пальчик - и все вокруг смеются. Клоун может быть весёлым и грустным, смешным и серьёзным, у него - тысяча лиц. Недаром говорят, что клоун - главное лицо в цирке. Он создаёт настроение зрителей, может заставить рассмеяться или задуматься тех, кто пришёл посмотреть цирковое представление.

Рис. 2

Именно таким клоуном мне и хотелось стать. И вот прошли четыре трудных года занятий в цирковом училище, наступил момент, когда я получил первое в жизни назначение. Отныне моим рабочим местом стала арена передвижного цирка шапито, который разъезжал по Украине. Здесь, под брезентовым куполом, звучала весёлая музыка, мчались белые лошади с вплетёнными в гривы ленточками, высоко-высоко над зрителями проделывали свои сложные номера воздушные гимнасты. А я стоял за кулисами и с нетерпением ждал той сладко-тревожной минуты, когда инспектор манежа объявит мой выход.

Рис. 3

О, этот особый мир - мир кулис! Зрителям не часто удаётся заглянуть сюда. Но давайте откроем маленькую дверцу с надписью "Посторонним вход воспрещён". И мы увидим, как, готовясь к выходу, ещё не сняв рабочие костюмы, десятки раз повторяют один и тот же трюк жонглёры и акробаты, проверяют сложные механические сооружения униформисты, конюхи прогуливают лошадей, давая им остыть после аттракциона. Здесь свой, неповторимый запах, свои звуки; здесь можно увидеть фокусника, пьющего обыкновенный чай с бутербродами, или слона, уплетающего душистое сено. Но вот настаёт момент, и то, кому предстоит выйти в манеж, подходят к занавесу и ждут, когда оркестр заиграет и наступит их время. Время показывать чудеса.

Ждал своей минуты и я. Какое это было счастье - выходить в манеж, пряно пахнущий опилками, по которому скользят солнечные зайчики прожекторов, и чувствовать, что зрители ждут тебя, они рады твоему появлению.

Рис. 4

Но вот кончалось представление, гасли яркие огни, расходилась публика. Я переодевался и шёл бродить по весеннему парку. Как хорошо было здесь, среди деревьев, выпустивших свои первые глянцевито-зелёные листья, в тишине вечернего города с редкими огоньками фонарей и одинокими прохожими. Я ходил по парку, и в памяти оживали минуты только что прошедшего представления, смех зрителей, а в ушах несмолкаемо звенела бравурная музыка. Однажды, гуляя вечером по парку, я услышал, как в кустах кто-то слабо попискивает. Подошёл поближе. Маленький серый комочек со слипшейся шёрсткой, увидев меня, испуганно забился под ветки. Он жалобно пищал, будто просил о помощи.

Рис. 5

- Откуда же ты взялся здесь? - спросил я, нагнувшись к котёнку; он снова слабо пискнул и посмотрел на меня зеленовато мерцающими глазами. - Ну-ка, иди сюда!

Котёнок целиком уместился на моей ладони. Шёрстка его дрожала. Как он попал сюда, в этот парк? Может быть, его оставила кошка-мама или бросили люди? Во всяком случае, нужно было что-то предпринимать - ведь беззащитное животное могло легко погибнуть. И я решил взять его с собой.

Очутившись у меня за пазухой, котёнок скоро согрелся и перестал дрожать. Потом он забился под мышку и присосался к рубахе.

Дома я налил ему большую миску молока. Котёнок подошёл к ней и, погрузив в неё мордочку, начал быстро-быстро лакать своим маленьким розовым языком. Насытившись, он стал внимательно обнюхивать предметы, стоящие в комнате. Забрался под тумбочку для телевизора, поглядел на своё отражение в большом зеркале, стоящем на полу, по-пластунски протиснулся под шкаф. Потом сел посредине комнаты и громко мяукнул.

- Ты что? - спросил я.

Но котёнок мяукал всё громче и громче.

В комнату заглянула соседка, Валентина Фёдоровна. Увидев малыша, она всплеснула руками:

- Ой, какой хорошенький! Ты что это его мучаешь?

- Я не мучаю. Он напился молока, а теперь почему-то кричит.

Валентина Фёдоровна улыбнулась, погладила крикуна и вышла. А через некоторое время принесла коробку из-под торта, в которой был насыпан песок.

- Эх ты, кошачий папа, - укоризненно сказала она.

Малыш подобрался к коробке, вырыл в песке ямку и успокоился.

Рис. 6

Ночью он вскарабкался на кровать, лёг в ноги и, мурлыкая, заснул. Ощущая рядом с собой крохотное тельце, я чувствовал большую нежность. Но мог ли я знать тогда, сколько огорчений и радости принесёт мне маленький котёнок, которого я назвал Кутька.

Рис. 7

В детстве у нас дома не было кошек. Но я хорошо помню, какой кот был у бабушки в деревне. Больше всех любил он деда, Дмитрия Семёновича. Тот принёс его домой совсем крохотным, отняв у ребят, которые хотели его утопить. С тех пор Рыжик всегда ходил следом за дедом. Но особенно любил играть с ним. Бывало, выбежит дед на крыльцо и держит дверь. А Рыжик - прыг в окно, пролезет через курятник в сад, и не успеет Дмитрий Семёнович опомниться, как кот уже скребётся о его сапог.

Когда Рыжик подрос, он стал грозой всей деревни. Не раз кот получал от деда трёпку за разбойничьи набеги на курятники и чужие погреба, но всегда сносил её молча и терпеливо, словно чувствовал свою вину.

Меня Рыжик не любил. Когда я приезжал с родителями в деревню, он всегда невозмутимо лежал на стуле около печки и не обращал на нас никакого внимания. Всё его тело было неподвижно, и только одно ухо, словно локатор, поворачивалось в нашу сторону и маленький волосок на самом кончике его нервно подрагивал. "А ну-ка, лентяй, уступи место гостям", - говорила бабушка, сгоняя кота со стула. И тогда Рыжик, лениво потягиваясь, нехотя спрыгивал с насиженного места и, брезгливо отвернувшись от непрошеных гостей, уходил в другую комнату.

Прожил кот в избе двадцать шесть лет. Но вот умер дедушка. Бабушка рассказывала, что, когда его похоронили, Рыжика словно подменили. Он никого к себе не подпускал, ничего не ел. А через несколько дней и вообще пропал. Больше его в деревне никто не видел.

Сейчас, засыпая, я вспомнил о Рыжике и подумал о том, привяжется ли так ко мне мой маленький найдёныш.

Утром я собрался идти в цирк. Подошёл к шкафу, чтобы одеться, раскрыл створку и ахнул. Что здесь творилось! Из пиджака во все стороны торчали нитки, рубашка была располосована в клочья, на дне шкафа лежали остатки авторучки, выпавшей из кармана, а чернила оказались на моих светлых брюках. Всё, что висело на вешалках, было свалено в кучу, а на ней... сидел Кутька и умывал лапкой мордочку.

Что тут было делать? Наказать котёнка? Но он ведь ещё маленький и плохо понимает, что можно делать, а что нельзя. Выдворив его из шкафа, я, вместо наказания, решил запереть его в тумбочке. Пусть-ка посидит в темноте. Кутька, очутившись там, сначала помяукал, а потом замолчал. Когда я через несколько часов вернулся с репетиции и открыл дверцу, он мирно спал в своей "темнице". Вот так наказание!

Рис. 8

А на следующий день он натворил бед ещё больше. Когда утром моя соседка вышла на кухню, глазам её предстало страшное зрелище. На полу была рассыпана мука, перевёрнутые кастрюли оказались в самом неподходящем месте, и вдобавок ко всему Кутька умудрился разбить банку с вареньем и весь в нём перепачкался. Еле я его отмыл. А разгневанная соседка потребовала, чтобы я немедленно убрал кота из квартиры.

Но куда мне было его деть? Не выбрасывать же на улицу. К тому же, честно говоря, очень он мне нравился, мой новый друг, даже несмотря на все свои проказы. И я решил поселить Кутьку у себя в гримёрной.

И началась наша совместная жизнь в цирке. Кутьке очень нравилось смотреть, как я наношу грим, надеваю яркий костюм. Но вот однажды, когда я примерял ярко-рыжий парик и повернулся к котёнку, он выгнулся дугой и зашипел.

- Не узнал! - засмеялся я и снял парик.

Рис. 9

Кутька был явно растерян. Он подошёл ко мне, вспрыгнул на столик, обнюхал парик, а потом доверчиво потёрся об него. Спустя несколько минут котёнок уже теребил парик своими острыми коготками. Когда же вечером я уходил из гримёрной, Кутька мирно спал, устроившись в парике. С тех пор это стало его любимым местом.

Но особенно любил Кутька играть со мною в мячик. Однажды я заметил, что в погоне за ним котёнок высоко подпрыгивает, делает сальто-мортале, перелетает со стула на стул. "А что, если применить его природные способности в цирке?" - подумал я тогда впервые.

Эта мысль и перевернула всю нашу жизнь. Начались репетиции. Обычно они проходили по ночам, так как я заметил, что именно в это время Кутька был особенно восприимчив, как, впрочем, и все кошки. Учил я Кутьку ходить между ног, подбегать ко мне по команде, вставать на передние лапы. Сколько сил, сколько времени потребовалось, пока у нас начало кое-что получаться! И тут произошёл досадный срыв...

Рис. 10

За нашими репетициями наблюдал сторож цирка дядя Кузя. И вот как-то, когда Кутька особенно удачно проделал все номера, дядя Кузя захлопал в ладоши, аплодируя четвероногому артисту. И тут-то Кутька, привыкший к тишине и спокойному полумраку, так испугался первых в своей жизни аплодисментов, что задал

стрекача и пропал в темноте. Сколько я его ни звал, сколько ни искал - Кутька исчез. И только утром, весь в пыли и краске, он появился в гримёрной.

- Вот так премьера, - сказал я ему. - Такой талантливый артист, а испугался аплодисментов.

Как бы там ни было, а с тех пор Кутька словно забыл, чему я его учил. Но как жалко было сдаваться! Ведь в буквальном смысле слова "коту под хвост" были отданы шесть месяцев работы.

"Ну нет, не так-то нас легко скушать, - сказал я самому себе. - Нужно преодолеть и эту трудность".

Мне вспомнилось то время, когда я поступал в цирковое училище. Так получилось, что на экзамены я пришёл... на костылях. Накануне, купаясь в реке, наступил на разбитую стеклянную банку, которую кто-то бросил в воду. Очевидно, я задел какой-то важный сосуд, потому что кровь хлынула ручьём. Врач, извлёкший из ступни осколок, говорил: с мечтой о цирке придётся расстаться. Ведь порез был настолько сильный, что могла навсегда остаться хромота. Убеждали меня и члены приёмной комиссии. Но как было забыть о том деле, которое стало мечтой всей моей жизни. Я напомнил членам приёмной комиссии о знаменитом акробате Льве Осинском, выступавшем на манеже без одной руки, о цирковом мастере Сандро Дадеше, чьи выступления поражали не только врачей, но и знатоков цирка. Он великолепно рисовал, стрелял из ружья, наливал в стакан воду, зажигал спички... и всё это проделывал одними ногами, так как родился без рук... Долго сомневались члены комиссии. И всё-таки я стал студентом.

Начались дни занятий. Нога по-прежнему болела. А ведь приходилось выполнять десятки различных упражнений, в которых нагрузка падала именно на ноги. Целый год я тренировался, проделывал специальную гимнастику. Иногда боль становилась оглушающей, и я, спрятавшись от всех, тихонько стонал, сжав зубы. Порой хотелось всё бросить, но я старался взять себя в руки. "Главное, не поддаваться отчаянию, - говорил я себе, - тогда всё можно преодолеть". И в конце концов болезнь отступила.

Для меня всегда была девизом мудрая пословица: "Тот, кто хочет что-нибудь сделать, находит способ, а кто не хочет - ищет причину". И теперь, думая над тем, что же произошло с Кутькой, я решил не отступать.

Прежде всего нужно было приучить Кутьку к свету, музыке, аплодисментам. Я начал с того, что включал в комнате, где находился кот, магнитофон, часто хлопал в ладоши. А затем смастерил миниатюрный домик. Туда я сажал Кутьку и во время представления относил в оркестр. Дирижёр часто подшучивал надо мною. "Слушай, твой кот очень музыкальный, - говорил он. - Кричит как раз в той тональности, в которой мы играем".

Рис. 11

Со временем Кутька, наверное, понял, что перекричать оркестр ему не удастся. Он стал спокойно переносить даже барабанную дробь, от которой у него ещё недавно дыбом становилась шерсть.

Затем настало время приучать Кутьку к манежу. Я часто выходил к кулисам во время представления и, держа его на поводке, словно собачку, показывал зрительный зал. В первые дни Кутька при взрыве аплодисментов зрителей пытался убежать, но вскоре привык и к ним.

Шли дни, месяцы. Постепенно кот понял, что яркий свет, весёлая музыка, громкие аплодисменты не грозят ему никакой бедой. К тому же каждый раз, когда он спокойно слушал музыку или аплодисменты, наградой ему становился лакомый кусочек. И вот настал день, когда Кутька впервые должен был появиться на манеже.

Это было детское представление, и к нему мы готовились особенно тщательно. Кутьке предстояла несложная работа: я выходил, держа в руках большую конфету, и мой партнёр спрашивал: "Юра, что это за конфета?" Я просил, чтобы он угадал. Партнёр называл несколько сортов, но я отвечал ему: "Ты угадал неправильно. Это конфета - ирис "Кис-кис". С этими словами я открывал верхнюю крышку "конфеты", и из неё выпрыгивал спрятанный там Кутька.

В день представления перед выходом на манеж я, как мог, старался ублажить своего четвероногого друга. Наконец мы вышли. Кутька, притихший, сидел в "конфете". Но вот я произнёс положенные слова, открыл крышку и... Кутька как ни в чём не бывало мирно спал в коробке, свернувшись калачиком.

Рис. 12

Пришлось вытряхнуть его. Он прошёлся по манежу, не обращая внимания на аплодисменты, а затем, выгнув хвост трубой, вдруг легко перепрыгнул через барьер и побежал в зрительный зал. Я кинулся за ним. Сколько было смеху, пока я ловил кота между рядов! Кутька прятался под кресла, бегал по ступенькам, и вместе со мной его ловили все ребята. Наконец беглец был пойман, и я под громовые аплодисменты ушёл за кулисы.

Я не мог сердиться на Кутьку. Пусть он сделал всё не так, как было задумано. Но ведь кот очень понравился маленьким зрителям. И это было самое главное.

А потом потянулись наши цирковые будни. Постепенно Кутька привык появляться в манеже и уже не убегал с него. Он легко проделывал все трюки, и вскоре в городе, где мы выступали, о нём пошла слава. Пришла посмотреть на дрессированного кота и моя домашняя соседка. После представления она сказала:

- До чего же Кутька молодец! Может быть, Юра, он вернётся домой? Пусть теперь что хочет, то и делает.

Но мы с Кутькой не согласились. Он продолжал жить в гримёрной и каждый день выступал перед зрителями. А я, окрылённый успехом своего партнёра, старался всё больше и больше усложнять его трюки. Вскоре нас пригласили выступить в Москве. Вот тут-то и появилась.